Сказка о снежной принцессе - Ася Лавринович

пути к моему дому мы преимущественно молчали, хотя я и сгорала от любопытства. Ветер стих, и только суетливые снежинки весело плясали в свете желтых фонарей. Когда мне надоело идти в тишине, я не выдержала и спросила у Корнея:

– Ты не расскажешь мне, во что мог вляпаться Вадим?

Корней смерил меня оценивающим взглядом, будто пытался понять, достойна ли я быть посвященной в чужую тайну. Потом немного замешкался и все-таки мотнул головой.

– Давай доживем до завтра, – сказал он. Так обычно говорила моя мама, когда я о чем-то ее просила или просто делилась своими мечтами. Эту фразу я терпеть не могла: мрачная и какая-то дурацкая.

– А что будет завтра? – поинтересовалась я.

– Может, Вадим действительно загулял с кем-нибудь, – ответил Егор. Но его слова прозвучали неуверенно. Было ясно: Корней знал, что Вадим не вернется, иначе не был бы еще суровее, чем обычно.

– А если не загулял?

– Тогда я тебе все расскажу, – нехотя пообещал Егор, и его ответ меня более чем устроил.

Глупо, конечно, но мне вдруг сильно понравилась мысль о том, что я могу спасти Вадима из настоящей беды. Тогда-то он поймет, что я не какая-то там «очередная», какой меня наверняка считает Корней. Я готова и в огонь, и в воду… Не зря ведь Вадим написал именно мне, он надеется на мою помощь, и я не могу его подвести… И не подведу!

После прошедшего снегопада наш двор стал совсем белым. На карусели, детской горке, скамейках лежали сугробы. Еще в начале декабря в городе совсем не было снега, и я переживала, что Новый год выдастся пасмурным и серым. И вот за неделю до праздника погода наконец-то по-настоящему зимняя. Снег кружил и шуршал над нашими головами.

– Какой у тебя подъезд? – вывел меня из задумчивости голос Корнея.

– А? Четвертый, – откликнулась я.

Мы направились в сторону нужного подъезда. Когда я мельком взглянула на наши окна, мне показалось, что белая занавеска закачалась. Я так резко остановилась, что Корниенко едва не врезался в меня.

– Распрощаемся у второго подъезда, – сказала я.

– Это еще почему?

Я снова подняла голову. Теперь в нашем окне отчетливо виднелся темный силуэт. И я даже догадывалась, что за шпион пенсионного возраста может высматривать меня вечером во дворе.

– Дальше я сама дойду, – грубовато ответила я. – Зачем ты вообще пошел меня провожать?

– А для чего провожают девушек? – усмехнулся Егор. – Чтобы их поцеловать!

– Ты с дуба рухнул? – возмутилась я.

Но Егор и не думал отступать. Склонился ко мне для поцелуя, а я в ужасе резко присела на корточки и, зачерпнув горсть холодного снега, встала и бросила Корнею в лицо. Теперь под светом желтого фонаря Егор выглядел весьма забавно. Будто ему кусок торта прилетел. Парень растерянно заморгал, и снежинки посыпались с его длинных ресниц.

– Сдурела? – прорычал он, облизывая губы от снега. – Пошутить уже нельзя?20a3f9

– Так и я пошутила, – отозвалась я, подув на замерзшие костяшки пальцев. – Адьес! Как узнаешь, ночевал ли сегодня Вадим дома, звони мне.

Лишь поднявшись на свой этаж, я сообразила, что не оставила Корнею номер телефона. Куда же он позвонит? Я чертыхнулась. Ну не бежать же мне за ним?

В подъезде осторожно выглянула из окна и увидела, как Корней покидает наш двор. Походка у него твердая и одновременно плавная… Вспомнила растерянное выражение лица Корнея, когда я бросила в него снег, и рассмеялась. Когда Корней скрылся за углом соседнего дома, я подышала на стекло и аккуратно вывела: «Егор дурак!»

* * *

В квартире было подозрительно тихо. Только в комнате у дедушки горел свет. Я бесшумно разулась и расстегнула пальто. Повесив его, на цыпочках прошла к запертой двери и прислушалась. Молчат. Тогда я резко распахнула дверь, а дедушка с мамой отпрянули от окна.

– Вы что, не заметили, как я вошла в подъезд?

– О чем это ты? – подняла брови мама.

– Бросьте! Что тут за собрание?

– Я рассказываю дедушке про нашу арендаторшу, – залепетала мама. – Ты помнишь эту стерву? Она неожиданно встала на мою сторону…

– А я цветы поливаю! – вклинился дед. На подоконнике в его комнате действительно стоял одинокий фикус. Правда, рядом с горшком всегда лежал и полевой бинокль.

– Ну помню я эту стерву… А дальше что? – ответила я, сложив руки на груди. Только посмотрите на них! Шпионят за мной и даже не спешат в этом сознаться. Притворщики!

– Ты ведь помнишь, какие соседи теперь у меня по мастерской. С мантрами и благовониями… Теперь они устраивают там какие-то собрания, громко поют и мешают творческому процессу. А еще через стенку снимает офис репетитор по японскому. Ей кришнаиты тоже мешают. Так вот, арендаторша внезапно впервые вошла в мое положение…

– А я ее предупреждаю, – продолжил сварливо дед, – если змея съела твоего врага, то это не значит, что змея стала тебе другом…

Я не стала их слушать. Какие-то арендаторы, змеи, кришнаиты… Молча прошла к подоконнику, резко отдернула шторы и ткнула двумя пальцами в сухую землю.

– Дедуль, ну взрослый человек ведь, – укоризненно покачала я головой, – а врать с возрастом так и не научился. А ты… – Я посмотрела на маму. – И ты туда же? Хватит за мной шпионить!

– По-моему, на той неделе был другой мальчик, – неуверенно начала мама, припомнив, что я показывала ей фотографию Вадима Рубцова. – Не многовато ли?

– Где ты их находишь? – нахмурился дед.

– На предновогодней распродаже, – буркнула я. – Второй, бракованный, комплектом шел.

Мама и дедушка переглянулись.

– Перестаньте! – всплеснула я руками. – И так осуждающе на меня смотреть, и тем более шпионить. Разве я вас когда-нибудь подводила?

Переглядывания деда и мамы стали еще красноречивее.

– Ай! – махнула я рукой. – Честно, вам не о чем беспокоиться!

Дед достал курительную трубку, и мама тут же переключилась на него. Она терпеть не могла, когда дедуля курил в комнате. А тот, в свою очередь, не собирался идти на уступки. Упрямство – это у нас семейное.

Пока я ужинала, на кухню заглянула мама.

– Нам точно не нужно беспокоиться? – спросила она тихо, словно чувствуя, что я могу угодить в заварушку.

– Точно, – кивнула я. Впрочем, не слишком уверенно.

– Перед тем как пойдешь спать, переложишь оставшуюся еду в контейнер? – попросила мама.

Я снова кивнула, и мама, отправив мне воздушный поцелуй и пожелав спокойной ночи, отправилась спать.

В свою комнату я уходила не только с тяжелым желудком (перекладывать еду в контейнер мне не захотелось, и я все доела), но и с тяжелым сердцем. День показался мне бесконечным. Он начался рано утром