Крокодил из страны Шарлотты - Иоанна Хмелевская

– Не знаю, в курсе ли вы, но у пана Барского на тот вечер нет алиби. У нас имеются все основания полагать, что именно он приходил к пани Хансен после вашего ухода.

Если майор хотел сбить меня с толку, то мог себя поздравить. В моей версии убийства Збышеку не было места! Не Збышек же накормил ее снотворным! А если и побывал у нее, то когда?

– Не понимаю, – вырвалось у меня. – Вы уверены?

– А почему бы и нет? Принимала его при свечах…

Ну не говорить же ему, что убийца заходил к Алиции дважды. А если и скажу, то чем это поможет Збышеку? Как быть? Я тупо уставилась на майора.

– Вас что-то смущает? – проницательно спросил он.

– Не понимаю, – беспомощно повторила я. – Если бы Збышек заходил, она бы не звонила. И вообще…

– Расскажите о пане Барском. О его характере, занятиях.

После двадцатиминутной экзаменовки майор знал о Збышеке больше, чем я сама. Наконец-то можно было держаться правды – к счастью, ничего плохого я о нем не слышала, во всяком случае такого, что могло бы ему навредить. Блаженны не кривящие душой!

– Можно мне тоже задать вопрос? – робко заикнулась я, покончив со Збышеком.

– Пожалуйста.

– Наверняка вы уже допросили привратника и всех соседей. Кто ее навещал поздно вечером?

– В том-то и дело, что Барский.

– Не может быть! Барский вышел от нее в час двадцать?!

– Нет, раньше. Но потом наведался еще раз, точное время его ухода не установлено. А почему вас это удивляет?

Удивляет! Не то слово. Меня чуть удар не хватил. Получается, Збышек в тот вечер вел себя так, как повел бы себя убийца! Черт его дернул! Но при чем тут Збышек, не он же вмонтировал микрофон в ее квартире, не он следил за нею, да и к конверту в копенгагенском кофре он никакого отношения не имеет! Нет, исключено! Какое-то кошмарное стечение обстоятельств!

– Может, вам еще что-нибудь вспомнится? – любезно поощрил меня майор. – Какая-нибудь деталь, которая сняла бы с пана Барского подозрения?

– Больше ничего не помню, – вяло и, боюсь, не очень убедительно промямлила я. – Но все это очень странно, не вижу никакого смысла…

Майор еще немного меня помытарил и наконец отпустил с миром.

– Вероятно, скоро снова свидимся, – ласково сказал он. – А пока все хорошенько обдумайте.

Мог бы мне и не советовать, я только этим и занималась всю дорогу, да так увлеченно, что лишь за Южным вокзалом спохватилась, что заехала не туда. Странное поведение Збышека довело меня почти до нервного расстройства. Я развернулась, но поехала не домой, а погнала машину прямиком к нему.

Застала я его в невменяемом состоянии.

– Пан Збышек, что вы такого натворили?!

– Пани Иоанна, вы себе не представляете!.. Столкнувшись в дверях, мы наперебой запричитали, а потом долго еще не могли договориться, кто первым должен высказаться, – каждый любезно уступал свою очередь. Наконец Збышек сдался.

– Пани Иоанна, можете себе представить? Они дают мне понять, что подозревают в убийстве Алиции! Сегодня вызывали в милицию, а я только сегодня узнал, Галина мне позвонила. Боже, какой ужас! Чудовищно! Не могу себе простить, что не зашел туда! Ох, извините, присаживайтесь, я совсем голову потерял. Чего-нибудь выпить? Ужасно, немыслимо!

– Не представляю… ничего не надо… я за рулем, куда вы не зашли?! – выпалила я, плюхнувшись в кресло.

Збышек скрылся за кухонной дверью и вскоре вернулся с запотевшим сифоном и бутылкой виски.

– Простите? Вы что-то сказали?

Пока я соображала, что именно повторить в первую очередь, Збышек уже налил. Я вспомнила, что в водительских правилах что-то говорится о двадцати пяти граммах.

– Мне побольше содовой. По второй не буду, я за рулем. Куда вы не зашли?

– К Алиции! Век буду казниться! Возможно, удалось бы помешать!

– Как это не зашли, ведь вы там были! Какого лешего вас к ней понесло?

Збышек в крайнем возбуждении пытался не глядя поставить сифон на блюдце, отчаянно стуча по его краям, наконец сдался и опустил сифон на пол.

– И вы туда же? Им я не удивляюсь, но вы?!

– Пан Збышек, я для того сюда и явилась, чтобы узнать все от вас. Так были вы у нее или нет?

– И да и нет, – тяжело вздохнул Збышек и наконец уселся. – Был, но в квартиру не заходил.

– Тогда какого черта?..

– Мне трудно объяснить, пани Иоанна. Вы знаете мое отношение к Алиции. Несмотря ни на что, я сохранил к ней привязанность. Последние дни меня донимала депрессия, вчера я пошел к Алиции, поднялся уже по лестнице, хотел позвонить, но услышал, что она с кем-то разговаривает, и не решился. Вышел на улицу. Послонялся по Мокотову. Потом снова потянуло к ней, перекинуться хотя бы словечком, но я колебался… Стоит ли навязываться? Да и поздно уже было, тогда я решил вернуться домой. Теперь остается только волосы на себе рвать!

– Да уж. Как-то у вас нескладно все получилось, – мрачно буркнула я, подумав про себя, что Збышек может оказаться бесценным свидетелем. – Вы хоть помните, в котором часу это было? Вам известно, что я тоже к ней заходила?

– Нет. В самом деле? А когда? Может, она как раз с вами разговаривала?

– Не знаю. Во сколько вы к ней поднялись?

– Примерно в половине десятого или чуть позже. На часы я не смотрел, но из дому вышел после девяти. Поднялся к ее двери, постоял еще несколько минут на площадке, сошел вниз, потом вернулся, никак не мог решиться…

Глаза б мои на него не глядели. Небось целый день казнил себя, будто вся вина за смерть Алиции лежит только на нем!

– Пан Збышек, очень вас прошу сосредоточиться, – решительно потребовала я. – Меня там уже не было. Алиция разговаривала с убийцей! Может, вы что-то расслышали?

Во взгляде Збышека отразилось такое отчаяние, что казалось, он и впрямь начнет рвать на себе волосы.

– Если бы я знал! Слышался ее голос, по-моему, из кухни. Я ни словечка не разобрал. Какое-то невнятное бормотание.

В квартире Алиции от кухни до лестничной клетки расстояние ближе, чем от кухни до комнат. Значит, ей пришлось говорить довольно громко. Если Збышек не разобрал ни слова, можно предположить, что она говорила на неизвестном ему языке. Немецкий не в счет. Немецкий он знает. По-датски?..

– А когда вы пришли во второй раз?

– Совсем уже поздно. И лишь у дома сообразил, как долго слонялся. Еще немного посидел на скамейке на аллее Независимости, ну, знаете, возле садовых участков. Выкурил почти все сигареты. Когда поднимался по лестнице, посмотрел на часы – было полвторого.

О ужас, что же он натворил! Единственное, что могло обеспечить ему алиби, – это ее звонок ко мне, так его ведь угораздило заявиться позже!