Две головы и одна нога - Иоанна Хмелевская

Рассказывать я начала сразу же, когда мы с ним спускались по пандусу с верхнего яруса гаража. Машина Гжегожа стояла за углом гостиницы. Ровно через двенадцать минут мы вернулись с сумкой-холодильником и кусочками искусственного льда, сунули в холодильник пластиковую сумку, не рассматривая лишний раз ее содержимого. Не пытались скрытно это делать, ведь сунуть в собственную машину какую-то покупку – дело нормальное, в этом нет ничего подозрительного. Холодильник занял три четверти багажника, не страшно, сумку с вещами помещу в салоне машины, в моем распоряжении все заднее сиденье.

Мне стало намного легче. Заключительную часть моего рассказа Гжегож выслушал у меня в номере с часами в руках. Ни разу не перебил. Потом так же молча прочел письмо Елены. Ненадолго задумался.

– От тебя я мог ожидать многое, – сказал он подумав, – но признаюсь, ты превзошла ожидания. Идиотская история. Завтра увидимся, постараюсь еще в первой половине дня. Жди моего звонка.

Гжегож встал со стула, я тоже встала. Он двинулся к двери и остановился у порога.

– Я рад видеть тебя! – нежно произнес он.

– Я тоже, – отозвалась я.

Только-то и было радости от столь долгожданной встречи. Всего полминуты.

Гжегож ушел, но это уже не имело значения. Мне хватило и того, что я его увидела. Он совсем не изменился, немного седины в волосах и все, остальное – без изменения, время пощадило его. Для счастья мне хватило уже одного сознания, что вот он есть, что я его только что видела, что увижу еще… Бальзам на душу, нет, куда там бальзаму! Небесное блаженство переполняло меня с ног до головы, хорошо, что случайно взглянула в зеркало, – до чего же глупо-счастливое выражение на лице! Приведя выражение в норму, я немного поуспокоилась и вдруг почувствовала аппетит. Кажется, по ту сторону площади я заметила бистро…

И подумать только, я еще сомневалась!…

* * *

Тогда, после двадцатилетнего молчания услышав в телефонной трубке голос, я сразу его узнала.

– Наконец-то мне удалось тебя разыскать, – сказал Гжегож. – Номер твоего телефона засекречен, адрес ты переменила, пришлось покрутиться. Ну, как ты?

– Очень рада слышать твой голос, Гжесь! – ответила я. – Ты откуда звонишь?

– Из Парижа, откуда же? Когда ты сюда собираешься?

Я планировала поездку во Францию, но не сейчас, а весной, где-то под конец апреля или в начале мая, чтобы не угодить в летнюю жару. И не намеревалась ограничиться только Парижем. Даже не была уверена, что начну именно с него.

– А как твоя жена? – осторожно поинтересовалась я.

– Долго рассказывать. А как твой муж?

– Совсем нечего рассказывать. Недавно избавилась от него. И знаешь из-за чего? «Родничок зарос», Езус-Мария…

– Не очень ухватываю смысл метафоры, но меня очень бы обрадовал твой приезд сюда, пока ты еще свободна.

– А ты сюда?

– А я пока никуда не могу…

Разговор получился сумбурный, хотелось расспросить и рассказать сразу обо всем. Я поняла лишь, что с женой у него какие-то осложнения, о которых он не мог сообщить в телефонном разговоре. О детях мы не упоминали, дети уже стали самостоятельными, сами о себе заботились. Вспомнив о детях, я вдруг осознала, что мы с ним – уходящее поколение, так сказать, старая перечница и старый хрыч, о чем не преминула ему сообщить. Оба посмеялись. Гжегож упорно возвращался к моей поездке во Францию, я еще сомневалась, много было срочной работы, но в глубине души поняла – обязательно поеду, не посчитаюсь ни с какими препятствиями.

И, как всегда, мне было понятно каждое его слово, да что там слово – понимала его с полуслова, по телефонным проводам, связывающим нас, порхали некие флюиды… Хотя о каких это проводах я говорю? Ведь существовала уже спутниковая связь. Ну все равно, флюиды порхали в космосе и возвращались к нам, тоже неплохо.

И мы стали общаться по телефону. Разговаривали каждый день за исключением уик-эндов. Ясное дело, из-за этой его холерной жены!

Во время одного из разговоров я деликатно намекнула:

– Когда-то у тебя была вредная секретарша…

– Ее уже давно нет. У меня нормальная контора и нормальный персонал. А вот у тебя, разреши заметить, ненормированный рабочий день и зависишь ты только от самой себя. Я работаю в коллективе, ты индивидуально. Так что мне не вырваться, не говоря уже и о других уважительных причинах, а вот ты давай-ка приезжай. Хотелось бы мне заключить тебя в так называемые объятия.

– А тебе не приходит в голову, что ты заключишь в объятия бабу, постаревшую на двадцать лет?

– Не морочь мне голову, дорогуша. Я недавно видел твою последнюю фотографию.

И все-таки я колебалась, ведь целых двадцать лет пыталась выбросить его из сердца и из памяти, хотя и знала, что напрасны все старания. Уж очень глубоко он засел во мне, где-то на клеточном уровне. Вот интересно, как засевшая в клетках память отреагирует на встречу с ним? И все сомневалась, сомневалась… А теперь ясно – при одном взгляде на него исчезли разделявшие нас годы и время просто перестало существовать.

Уж не знаю, какое выражение было у меня на лице во время ужина. Наверное, не банальное, во всяком случае гарсон поглядывал на меня с явным интересом, и наверняка не потому, что таинственное блюдо из птицы я запила полбутылкой вина. В этом отношении я не отличалась от нормальных посетителей.

И вообще пришла в норму во всех отношениях. До такой степени, что, вернувшись в номер гостиницы, смогла позвонить в Штутгарт и спокойно пообщаться со своей знакомой.

– Пани Гражина, – попросила я, – пожалуйста, попытайтесь сосредоточиться. Вы были со мной, когда я запарковала машину на гостиничной стоянке, на задах отеля, там еще вокруг кусты росли, помните? Так вот, уверены ли вы, что я включила автосигнализацию?

– Ясное дело, не включили! – живо откликнулась пани Гражина, ни секунды не сомневаясь. – Вот теперь вы припомните – я еще сказала вам, пани Иоанна, что жалко батареек, и вы уходя ничем не щелкнули. А что, случилось что-нибудь?

Ну вот и выяснила. Выходит, на всю ночь моя машина оказалась в распоряжении неизвестных злоумышленников, и наверняка именно тогда они мне и всучили эту Елену…

– Да ничего особенного, – меланхолично ответила я знакомой. – Просто захотелось проверить, стала ли я полной склеротичкой или не совсем.

– И к какому выводу пани пришла?

– Вы удивитесь, но, оказывается, не совсем…

Сумка-холодильник в достаточной степени охлаждала кипящие во мне страсти, так что спать я легла почти спокойная.

В десять Гжегож сообщил по телефону, что забежит через полчаса. Я, разумеется, не покидала номера, кажется, мне туда принесли завтрак, возможно, я его и съела. В конце концов, настоящие парижские круассаны-рогалики не из тех вещей, которыми можно пренебречь.