Страстный защитник - Мэдлин Хантер

Сознание его снова стало туманиться. В последний раз, коснувшись ладонью ее кудрей, он убрал руку и, прежде чем снова погрузиться в тяжелый сон, мысленно поклялся стать защитником этой странной, этой восхитительной женщины, которая осталась один на один с опасным и безжалостным миром.

Плотные парусиновые стены не пропускали солнечный свет. Шатер освещался лишь тусклым огнем очага. Ступив внутрь, Анна остановилась у порога, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.

Картина, развернувшаяся через несколько мгновений перед ее взором, потрясла ее до глубины души.

Морван поднялся с постели. Он стоял у очага, обнаженный, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны. Голова его была наклонена вперед. Он наслаждался теплом горевших поленьев.

Анна поняла, что он не слышал ее шагов. Ей следовало уйти или дать ему знать о своем присутствии. Но она не сделала ни того, ни другого.

Болезнь истощила его организм, но не настолько, чтобы Морван перестал походить внешне на породистое животное, на того чистокровного жеребца, которого она объезжала на конеферме нынешним утром. Сильные мускулистые ноги, широкие плечи, длинная крепкая шея. Его тело нисколько не напоминало комок рыхлой глины, оно казалось высеченным из мрамора. Неподвижное, залитое красноватым светом огня в очаге, оно удивительно походило на статую какого-то греческого бога, начавшую оживать.

Анна не впервые видела Морвана обнаженным. Одному Богу было известно, сколько раз за время его болезни ей пришлось обтирать его с ног до головы влажной тряпицей, чтобы смыть горячечный пот и унять лихорадку. Если она и испытывала некоторое смущение, производя подобные процедуры в первые дни ухода за ним, то вскоре лицезрение его наготы стало для нее чем-то совершенно естественным и неизбежным. К тому же Морван пребывал в беспамятстве, он не узнавал ее и не ведал, что с ним происходит, и это давало ей возможность бесстрастно, отстраненно любоваться его телесной красотой.

Все переменилось, как только ее пациент пошел на поправку. Для нее, не для него. Внезапно Морвану сделалось лучше, и его пламенный взор, более не затуманенный лихорадкой, то и дело обращался к ней, следил за каждым ее движением. Теперь ей стало неловко касаться его тела. На выручку ей пришел Асканио, взяв на себя самые деликатные процедуры из числа тех, которые были по-прежнему необходимы больному. Это спасло положение, но лишь отчасти. В последнее время ей было тяжело оставаться наедине с сэром рыцарем.

Она предвидела, что в дальнейшем все станет еще сложнее.

Он уронил руки, и они повисли вдоль тела. И неожиданно оглянулся. Взгляды их встретились, и Анна мучительно покраснела.

Морван подошел к своему ложу. То, что он предстал перед ней без одежды, казалось, нимало его не смутило. Впрочем, ему было известно, что она не раз видела его обнаженным. Усевшись на кровать, он обернул одеяло вокруг бедер.

– Вы обещали переселить меня в замок, миледи. С вашего позволения, я хотел бы перебраться туда прямо сейчас. Уж больно тяжело обитать в этом госпитальном шатре.

Она взглядом указала на платье и сапоги, которые принесла для него, всем видом своим как бы давая понять, что вошла в шатер секунду-другую назад.

– Это носил мой покойный отец. В той комнате, где вы будете жить, у самого входа стоит сундук с его платьем. – Она положила одежду на постель и поставила рядом бадью с теплой водой. – Когда вымоетесь и оденетесь, я вас туда провожу.

Анна вынула из корзинки, которую принесла с собой, и аккуратно уложила на подушку чистую простыню для вытирания. Морван, когда она убирала руку, успел поймать сильными пальцами ее ладонь.

– А разве вы мне не поможете? Боюсь, у меня для этого не хватит сил. – Он произнес это с самым невинным видом, но в черных глазах плясали озорные искры.

– Выглядите вы бодрым и вполне способным обслужить себя без посторонней помощи.

– Мне просто захотелось погреться, вот я и заставил себя встать у очага. Такие простые, привычные вещи, как горящие поленья, особенно дороги, когда вернешься с того света.

Анна внутренне согласилась с этим. Сама она, выздоравливая, тоже пережила нечто подобное. Но ей вовсе не хотелось ему в этом признаваться. Никаких общих воспоминаний. Теперь, поскольку он сумел победить смерть и быстро шел на поправку, ни о каком сострадании к нему с ее стороны не могло быть и речи.

– Если вам и впрямь не справиться с этим, я попрошу Асканио, он поможет. Это его обязанность.

Взгляд агатовых глаз обжег ее словно огнем.

– Только в последние дни. А прежде вы брали на себя такие заботы обо мне.

Морван никак не мог знать этого наверняка. Ведь его сильно лихорадило, он бредил. Или ей только казалось, что умирающий пациент пребывает в беспамятстве, а на самом деле он чувствовал и понимал, что с ним происходит, кто и как за ним ухаживает? При одной мысли о подобном ей стало жутко.

Она отняла у него руку. Он бессовестно дразнил ее, он злоупотреблял ее беспомощностью, ее кротостью и отзывчивостью. И держал себя с ней так, словно они успели еще прежде, до его болезни сойтись накоротке. В некотором смысле так оно и было, но… Она позволила себе держаться с ним по-дружески в предвидении его неминуемой и близкой смерти. А, уж если он выжил… Следовало теперь же поставить его на место.

– Итак, вы справитесь с этим сами или позвать сюда Асканио?

Усмехнувшись, он снял с бедер одеяло. Анна отвернулась и поспешно зашагала прочь.

Чувствуя, как теплые струйки воды сбегают вниз по коже, он с восхищением поглядывал то на тряпицу, которой протирал вытянутую вперед руку, то на огонь в очаге. Ощущение полноты жизни затопило его душу. Он нарочито медленно совершал это первое самостоятельное омовение после стольких дней беспомощного нахождения на краю могилы. Все эти мелочи, незначительные явления будничной жизни доставляли ему несказанную радость. Ведь он мог всего этого лишиться! Он отдавал себе отчет в том, что это восхищение обыденностью не будет длиться вечно. Ощущения даже теперь начинали терять свою остроту.

И все же. Прежние явления, знакомые предметы – решительно все вокруг него словно обновилось. Запахи и прикосновения. Восхитительный танец языков пламени. Смущение женщины, поймавшей на себе взгляд мужчины.

Этому тоже будет положен предел, если Анна и впредь станет вести себя с ним так, как нынче. Впрочем, это началось не сегодня. В последние несколько дней она держалась нарочито бесстрастно и отчужденно. Но могло ли это обмануть его до предела обострившиеся чувства? Под маской благочестивой, милосердной и заботливой хозяйки, вынужденной оказывать внимание захворавшему гостю, ему отчетливо виделось растерянное, испуганное дитя, взвалившее на себя слишком тяжелую ношу.

Когда он, наконец, выберется из этого скорбного убежища, она встретит его снаружи. И станет его проводником обратно в мир живых. Она наверняка ожидает, что он станет держать себя так, будто между ними ничего не произошло.