Еще один шпион - Данил Корецкий

У входа в отряд курили семеро осужденных в черных рабочих комбинезонах с пришитыми на груди белыми бирками для фамилий.

— Курцам привет, бродягам — здрасьте! — хмуро сказал Бруно. — Я тут никому ничего не должен?

И хотя он доставал каждому из курящих до пояса, один, по кличке Ляхва, заметно смутился.

— В конце недели отдам, честно! — он гулко ударил себя кулаком в грудь.

— Адам долго жил и давно умер, — процедил карлик. На дулеобразном лице застыло недовольное и даже угрожающее выражение. — А может, ты ждешь, пока я откинусь,[9]чтобы замылиться?[10]

— Да нет, что ты, сукой буду, — испугался должник. — «Дачку»[11]должны были еще двадцатого передать, но у кента проблемы: с работы его сократили, денег нет, я матери написал, обещала подогнать…

— Ну ладно, до конца недели, только без шуток, я тебе не госбанк!

— Заметано, Тарзан, я еще пачку сигарет за просрочку добавлю!

— Фильтруй базар, баклан! — заорал карлик. — За Тарзана морду буду бить! Это для Магомеда я Тарзан! А для тебя я — Бруно! Бруно Витольдович! Человек-звезда!

— Все, все, Бруно, это я чего-то рамсы попутал, — стал оправдываться Ляхва. — Не бери в голову, ошибся…

— Чего это карлик выделывается? — негромко поинтересовался у соседей Клюква, который недавно «заехал» в зону и еще не разобрался в местных порядках. — Чего за ботва такая: человек-звезда, человек-звезда?.. Он чего, в кино снимался?

— Не, в цирке выступал вроде…

Но Бруно разобрал тихий разговор.

— На арене, а не в цирке! На большой арене, придурки! Это клоуны — в цирке! А я — на арене выступал, тебе ясно? — ревел он. — Ты! Слушай сюда! Да, ты!.. Как там тебя, Клюква! Если ни х… не знаешь, засунь язык себе в жопу и молчи! Понял? У меня свой номер был! Я кассу делал! Один! Вся Москва ломилась! Бруно Аллегро, человек-ядро! Смертельный номер! Смотрите, бакланы!

Бруно с места сделал сальто — вперед, назад, пробежал на руках, потом, будто по лестнице, вскарабкался на фонарный столб, головой вниз соскользнул обратно, приземлился на руки и вновь оказался на ногах. Делал он все это легко, будто действительно большой артист перед рукоплещущим залом, и — видно было — любовался собой! Он выступал не для других — для себя. На него никто толком и не смотрел, зеки давно привыкли к этим номерам, а вот Клюква — человек относительно свежий, аудитория непаханая, он смотрел, открыв рот. А Бруно только того и надо.

— Видал, миндал?! Чтобы знал, почем билеты…

— Да ты, ёшкин кот, чисто шимпанзе в вольере скачешь! — рассмеялся Клюква. Это была высшая форма восхищения.

Но Бруно зло оскалился, и в следующую секунду Клюква — парень высокий, жилистый, — лежал на усыпанной окурками земле и орал благим матом, не понимая, что с ним происходит. Тарзан сидел на нем верхом, молотил кулаками и коленями, рвал уши, выпалывал с кожей остатки стриженных под ноль волос, царапал и кусал. Ошарашенный, окровавленный Клюква пытался как-то защититься, встать, сбросить с себя разъяренного карлика, только ничего у него не получалось…

Неизвестно, чем бы это кончилось, но тут подоспели люди Магомеда: Поляк и Кудлатый, бережно сняли и оттащили почти невменяемого Тарзана, Клюкву тоже подняли, пнули, сказали что-то на ухо, и он тут же исчез.

— Как дела, Бруно, — спросил Поляк. — Хочешь, мы ему еще навешаем?

Но карлик уже успокоился, отряхнул одежду.

— Да ладно, хватит с него… А Тырсу никто не видел? Он мне тоже должен…

— Так мы его счас притащим!

А ведь семь лет назад, когда карлик только пришел в «десятку» и, скрипя зубами, неумело ушивал рабочую робу пятьдесят шестого размера, невозможно было представить, что он так «поднимется». Другие осужденные зубоскалили и отпускали шутки, на которые осужденный Кульбаш не обращал внимания до тех пор, пока Бледный не назвал его лилипутом. Отбросив шитье в сторону, новичок бросился на обидчика, сбил с ног, а сам сел сверху и приставил иголку к глазу.

— Не лилипут, а карлик, большая тупица! — остервенело рычал он. — Карлик, а не лилипут! Запомнил, или глаз вынуть?!

Это было первое проявление характера маленького человека, и отношение к смешному новичку сразу же изменилось. Он получил прозвище Тарзан — за дикий, неукротимый нрав и нечеловеческую ловкость, которую карлик объяснил тем, что он всемирно известный акробат, звезда — Бруно Аллегро, который гастролировал по всем континентам, дружил с большими начальниками, зарабатывал сотни тысяч долларов, но все потратил на красавиц и дорогой коньяк… Карлик рассказывал про многочисленные драки, три предыдущие судимости, необыкновенные приключения в подземельях Москвы, подземный поход под Кремль, про то, как помог разоблачить шпиона…

Умение «травить байки» в условиях несвободы очень ценится, слушали его, раскрыв рты, но не верили, в основном смеялись. Второй раз Бруно Аллегро проявил характер через три месяца, лютой зимой, когда на дымовой трубе колонийской котельной оторвался лист обшивки и стал звонко хлопать на ветру, грозя провалиться внутрь и разрушить котельное хозяйство. Вариантов было два: остановить котельную и заморозить зону или подняться по обледенелым скобам на сорок метров, поймать край листа и закрепить до приезда аварийной бригады. Желающих лезть наверх не оказалось ни среди надзорного персонала, ни среди зеков. Тогда из строя вперед шагнула маленькая фигурка.

— Да что мне эти сраные сорок метров! Я с небоскреба на небоскреб прыгал, там все триста или пятьсот! Дайте мне только страховочный пояс, сто метров троса, клепальный пистолет, парашют для малой высоты и стакан французского коньяка!

Ему налили полстакана водки, вручили кусок толстой веревки и проволоку. На глазах у всей зоны маленькая фигурка медленно лезла на высоту, причудливо страхуясь какими-то странными петлями. За полчаса Бруно добрался до цели, прихватил лист проволокой и, вконец замороженный, спустился вниз.

— Говорил же — французского коньяка, а не водки, — еле шевеля губами, вымолвил он. — Чуть все дело не загубили!

С обморожениями он попал в санчасть, из которой вышел героем. Теперь его байки пересказывала вся колония. И как-то так получалось, что слова Бруно в той или иной степени, но получали подтверждение. Он рассказывал, что выступал с разными номерами: и человек-ядро, и метатель ножей, и борец с шимпанзе.

Ни пушки, ни шимпанзе в зоне не было, а вот прапорщик Павловский из внешней охраны раньше служил в десантно-штурмовой группе ВДВ и частенько на спор с сослуживцами метал ножи за периметром. Прознав про похвальбу Бруно, здоровенный детина для смеха заключил с ним пари. В специально сбитый дощатый щит они бросили клинки по тридцать раз, но смех состоял только в их внешнем виде — великан и карлик; потому что счет оказался 28:25 в пользу Бруно. Павловский проникся к карлику уважением и честно выставил проигрыш — ящик тушенки и ящик сгущенки, а тот устроил пир для всех своих кентов. Слухи об этом пари облетели все зоны края, а про самого Бруно стали рассказывать легенды.