Фундаментальные вещи - Тициано Скарпа

После встречи с Антонеллой я уже не мог быть вместе с Идой. Нет, я не влюбился в Антонеллу, как я и говорил. Антонеллу я ненавидел хотя бы за то, что она существует. Невыносимо было сознавать, что на свете есть еще одна Ида — двойник моей любимой — и что она подходит мне чуть больше, чем оригинал. Она чуть остроумнее, чуть решительнее. И чуть пи. дястее, если уж выкладывать все начистоту (я знаю, словцо забористое, однако вспомни, что я говорил тебе насчет словечек о сексе). И у нее такие же неповторимые и неполноценно-идеальные мизинцы на ногах.

Девушки-двойняшки — тебе такие в жизни попадались? Нет? Даже если это однояйцовые сестры-близнецы, одна из них обязательно окажется привлекательнее другой. Мне выпало познакомиться с менее привлекательной. И влюбиться в нее до того, как я узнал о существовании другой. Из ста миллиардов человек, которые жили в прошлом, живут в настоящем и будут жить в будущем, я познакомился с номером первой бис, почти с первой. Бога нет, а если и есть, то он садист. Я не смогу больше жить с Идой, зная, что среди всех женщин, населяющих землю, есть еще одна практически такая же, как она, но чуточку лучше. И я никоим образом не смогу нацелиться на нее, после того что было между мной и Идой, после того как признался Антонелле в любви к ее сестре.

Я все думал о встрече с Антонеллой, о нашем с ней разговоре на скамейке в привокзальном парке. Мне казалось, у нее такая же манера речи, как у сестры. Но это были ее собственные выражения. Они очень меня забавляли и способствовали тому, что я влюбился в Иду. Теперь я убедился, что Ида наверняка заимствовала их у Антонеллы. Пусть тебе это покажется диковатым, но я попробовал представить себе рождение близняшек. Я видел, как из влагалища их матери сначала выходит Антонелла, а затем Ида, словно не вполне удачная копия сестры. Или нет, говорил я себе, первой родилась Ида, после этого ее мать повторила попытку, чтобы добиться лучшего результата, и тогда появилась Антонелла — идеально подходящая мне женщина, мой враг.

И потом, Ида скрывала от меня существование сестры-близняшки. Одно это доказывало, что она сознательно водит меня за нос. Ида знала, что она как две капли воды похожа на сестру, только чуточку не такая красивая, остроумная, решительная. Она позаимствовала у Антонеллы ее забавные словечки, сочные выражения. Может, именно поэтому Ида о ней и не упоминала. Конечно же! Вот почему она переехала в другой город.

Ты представляешь, каково это — расти, зная, что тебя постоянно с кем-то сравнивают? Никто вслух не говорит, но все думают: "Глянь-ка, похожи как две капли воды, но эта посмазливее". — "И посимпатичнее!" Их, небось, и одевали одинаково, как обычно одевают близнецов в детстве. В этом случае разные черты лица еще заметнее. И разница в поведении тоже: "У той больше грации!"

Все сходилось. Хотя между близнецами существует сильная связь и магнетическая близость, будто это одна душа, расщепленная на два тела, Ида оборвала эту связь. Совершив над собой насилие, она уехала учиться в другой город. Для многих вполне обычная вещь, но для сестры-близнеца это очень тяжело. Я должен был бы испытывать трогательные чувства к моей бедной и обожаемой Иде. Вместо этого я мгновенно ее разлюбил.

Я помню то лето. Мы с Идой нашли работу в гостинице, в двух шагах от платного пляжа. Мы собирались провести там весь сезон, с июня по сентябрь. Ночью по очереди дежурить на регистрации, утром убирать номера, в течение дня стоять за стойкой бара и кафе-мороженого, затем падать от усталости, забываться коротким сном и опять начинать все сначала. Нам дадут маленький номер на двоих. Мы чувствовали себя героями, оттого что проведем так лето. Мы всем покажем, что можем ни от кого не зависеть. Мы сами заработаем себе на жизнь, без посторонней помощи. Конечно, будет нелегко, а в сентябре, в конце сезона, придется подыскивать что-то еще. Но мы не теряли веры. Нас было двое. Мы были вместе. Мы придавали друг другу сил. За три дня до начала работы я бросил Иду и вернулся к своим.

Ты выздоровел! На какое-то время я избавил тебя от своих записок. Ты боролся всеми доступными тебе способами: потом, жаром, рвотой. Я подумал, что будет нечестно подробно описывать твою слабость. Тебе не доставило бы удовольствия читать об этом твоем состоянии (тем более, что его уже запечатлела твоя мама с помощью видео - и фотоархива). В конце концов, ты показал себя доблестным воином.

У нас с Сильваной возник спор. Она считала, что тебя нужно подержать дома еще денек до полного выздоровления. Я — что немного свежего воздуха пойдет тебе только на пользу после стольких дней в закрытом помещении. Отработав весь день, я горел желанием прогуляться с тобой. Когда мы вышли, только-только кончился дождь. Солнце уже село, улицы подернулись блестящей пленкой. Фонари, автомобильные фары и освещенные прямоугольники витрин растекались на влажном покрытии.

Через несколько минут, оказавшись на берегу, я заметил корабль. Его огни сверкали на горизонте. Тогда я подумал, а не затянул ли дождь блестящей пленкой и море? Море матовое, но иногда во время дождя на поверхности волн расстилается тончайшее зеркало.

Потом (впервые вместе с тобой) я зашел на волнолом. Волноломы напоминают мостики, стоящие перпендикулярно к берегу. Они устремляются от берега в море (их так много, что при взгляде на берег с самолета они напоминают гребенку). На каждом волноломе проложена бетонная дорожка метров пятьдесят длиной и пару метров шириной. Мостик подпирают обломки скал, крупные камни и валуны, наваленные как попало, хотя местами они аккуратно уложены и подогнаны друг к другу. Наглядно описал? Теперь ты представляешь себе этот бетонный мостик, перекинутый по волнам на полсотни метров?

Я шел, толкая коляску по бетонной дорожке. Сделал несколько шагов, поскользнулся и чуть не упал. Дождевая пленка, покрывшая скользкий бетон, была коварной. Тогда я поехал по дорожке как на коньках, планируя на плоских подошвах. Так с криками ликования я докатил тебя до конца волнолома.

Где-то на свете обязательно есть чуть более подходящий тебе человек, очень похожий на того, с которым ты действительно знаком. От этой мысли можно сойти с ума, если ее долго вынашивать. Она ставит под вопрос всю твою жизнь. Ты остервенело восстаешь против своей судьбы, против цепочки обстоятельств, определивших ту жизнь, которой ты живешь. Твой идеал существует, но он вечно недостижим. Если он и явится к тебе, то лишь затем, чтобы высмеять твое положение. И сделает это не нарочно. Ты сам признаешь в нем собственный крах. Лучше вообще с ним не встречаться. Лучше вообще ни с кем не встречаться.

Где-то складывается другая ситуация, чуть более благоприятная, чем эта, идеальная для тебя ситуация. Где-то есть подходящий для тебя мир, только ты никогда его не найдешь, а если и найдешь, будет слишком поздно.

Так я говорил себе после всего, что со мной случилось. Расставшись с Идой, я с головой ушел в учебу. Я ни с кем не общался, кроме тех, от кого зависели мои экзамены.

(Твоя мама кормит тебя грудью. Ты сосешь ее беззубыми деснами. Она становится твоей едой. Ты сосешь маму и растешь. Ты превращаешь маму в себя. Я тоже хотел бы пройти через такое переливание. Выделиться из самого себя, секретироваться и вскормить, вырастить кого-то еще, дав ему все лучшее, что у меня есть.)