Дневник Ноэль - Ричард Пол Эванс

Гуаральди, «Чудеса» Кенни Джи, «Белое Рождество» Бинга Кросби, «Рождественский портрет» Карпентеров, «Наступает Рождество», «Рождественская песня» Нэта Кинга Коула, «Рождественский альбом Перри Комо» и «Рождественский альбом» Герба Алперта.

Я продолжил разгребать завалы, пока не нашел, что искал, – мамин проигрыватель. Я не пользовался таким уже несколько десятков лет. Видел старые виниловые пластинки, которые снова входят в моду, в книжных магазинах, где проводил автограф-сессии. И как-то раз даже хотел купить несколько альбомов, но так и не собрался.

Я стер пыль с проигрывателя и включил его в сеть. Покрытый коричневым фетром диск тут же начал вращаться. Я убедился, что скорость стоит на 33 оборотах в минуту – просто удивительно, что я до сих пор это помню, – вытащил из конверта «Рождество Чарли Брауна» и положил пластинку на диск. Отсчитав на пластинке дорожки, я осторожно поставил иголку на четвертую композицию, «Линус и Люси»[6]. Как только зазвучали знакомые ноты, лицо расплылось в улыбке. Рождественская музыка исцеляет всегда, даже в самые тяжелые времена.

* * *

Во второй половине дня зазвонил телефон. Это была Лори. Я убавил громкость на проигрывателе и взял трубку.

– Как дела?

– Ты четвертый, – сказала она.

– Четвертый что?

Лори помолчала.

– Ты что, шутишь? Твоя книга, болван.

Я совершенно забыл про рейтинг.

– Вот это да. Уже среда.

– Да, среда, и опубликован новый рейтинг, и ты в нем четвертый.

– Отлично, – ответил я.

– Что там у тебя?

– Я занимаюсь уборкой.

– Да знаю я, знаю, но куда подевался мой автор? На прошлой неделе, когда я сказала, что ты третий, ты мне чуть голову не оторвал. Сегодня я полчаса собиралась с духом, чтобы тебе позвонить. Боялась, как бы в петлю не полез. Думала, успокою тебя, сказав, что ты потерял позиции только потому, что вышли три громкие книги, включая Даниэлу Стил.

– Я не расстроился.

– Ты меня пугаешь. – Пауза. – У тебя там что… рождественские песни?

– Да.

– Так, значит, ты уже закончил?

– Почти, – сказал я.

– Что это значит?

– «Почти» значит практически, примерно, приблизительно…

– Я знаю. Я хочу знать, что это слово значит конкретно в твоих условиях.

– Осталась только гостиная, и все. Пианино заберут в пятницу.

– Ты оставляешь его себе?

– Да, это же «Стэйнвей».

– Кто-то из твоих знакомых играет на пианино?

– Я сам играю.

– Еще одна тайна из прошлого. Значит, дождешься в пятницу грузчиков и летишь домой?

– Еду, – поправил я.

Лори застонала.

– Забыла, что ты не летаешь. Твой издатель уже замучил меня со следующим контрактом. Я хотела попросить тебя залететь сначала в Нью-Йорк, а потом уже домой. Но, видимо, так не получится.

– Я могу вылететь из Спокана. Просто мне надо несколько дней, чтобы прийти в себя.

– Тогда скажу им, что, возможно, на следующей неделе точно. – Передразнила она меня. – Вернемся к тебе. Как ты?

– Хорошо.

– Нашел что-нибудь интересное?

– Тут полно всего интересного.

– Ну, тогда нашел, что искал?

– Знать бы еще, что я ищу. Видимо, нет. Ничего особенно. Может, здесь и искать-то нечего.

– Ну ладно, – стала прощаться Лори. – Не забывай про меня.

– Не забуду. Пока.

– Пока.

Я положил телефон на скамейку перед пианино и снова добавил звук на проигрывателе. Теперь я слушал рождественские альбомы. Когда зазвучала «Рождественская песня» и Карен Карпентер запела: «Жарятся на костре каштаны…», в дверь постучали. Я выключил музыку, подошел к двери и открыл.

Вопреки моим ожиданиям на пороге стояла не Элис, а молодая женщина. Примерно моего возраста, может, на пару лет моложе. Симпатичная. Миндалевидные глаза, из-под вязаной шапочки винного цвета выбиваются темно-каштановые волосы. Вокруг шеи длинный шарф, на руках варежки, тоже винного цвета. Было в ней что-то знакомое.

– Простите, что беспокою, – неуверенно начала она. – Здесь живут Черчеры?

– Да. Что вы хотели?

Девушка растерянно посмотрела на меня. Ее всю трясло – то ли от волнения, то ли от холода. Мне уже приходилось видеть подобное во время автограф-сессий, из чего я сделал вывод, что передо мной очередная фанатка. Интересно, откуда она узнала, что я здесь?

– Вы Джейкоб Черчер?

«Ну, точно фанатка», – подумал я, а вслух ответил:

– Да.

– Рут Кэрол Черчер ваша мать?

– Да.

– Хорошо, – сказала она. – Меня зовут Рейчел Гарнер. Я… – она запнулась. – Простите, я немного волнуюсь. Я так долго пыталась кого-нибудь здесь застать и совсем не ожидала, что вы откроете дверь.

Я с недоумением смотрел на нее.

– Кого вы ищете?

– Я ищу маму. Ваша семья ведь живет здесь уже тридцать лет?

– Больше тридцати пяти, – уточнил я. – Я родился в этом доме.

Она кивнула.

– А вы не знаете, жила ли здесь около тридцати лет назад молодая женщина? Беременная?

– Беременная женщина? – удивился я. – Нет.

Рейчел опустила глаза, видно было, что она расстроилась.

– Может, вы просто забыли?

– Мне тогда было всего четыре, но такое я вряд ли бы забыл, по крайней мере, точно бы об этом знал.

Она расстроилась еще больше. Даже выглядела какой-то сокрушенной.

– Заходите в дом, – пригласил я ее. – На улице холодно.

– Спасибо.

Девушка вошла, и я закрыл за ней дверь. По выражению лица было видно, как удивил ее царящий в доме хаос.

– Извините, здесь жуткий бардак. Я не знал, что мать так захламила дом. Вот, навожу порядок. Предложил бы вам сесть, но… – я показал на гору коробок, скрывающих диван. – Но пока некуда.

– Ничего, – торопливо вставила она. – Я постою. Спасибо, что согласились поговорить. Знаю, вам сейчас нелегко.

– Почему нелегко?

Она нахмурила лоб.

– Разве ваша мама не умерла?

– Ах, да. Конечно, – я смутился оттого, что не веду себя, как убитый горем сын.

– Мне очень жаль, – повторила девушка.

– Мы не были так уж близки.

– И это тоже печально, – сказала она и потерла руки. – Как же в Солт-Лейке холодно.

– Вы не местная?

– Нет. Я из Сент-Джорджа. А вы?

– Родился здесь, но живу в Кер-д’Алене.

Она огорченно посмотрела на меня.

– Могу я взять вашу куртку?

– Да. Спасибо.

Я помог ей раздеться и положил верхнюю одежду на скамейку у пианино – единственную чистую поверхность в комнате.

– Вы вчера тоже заходили? – поинтересовался я, вспомнив следы на снегу.

Она кивнула.

– Днем. И вот решила, что стоит попытаться еще разок после вьюги.

– Откуда вы узнали о смерти мамы?

– Несколько недель назад увидела некролог в газете и подумала, что смогу здесь застать кого-нибудь, кто бы ответил на мои вопросы.

Было в ней что-то такое, что подогревало мой интерес. Может, беззащитность. А может, красота.

– В кухне уже порядок. Можем посидеть там. – Мы прошли, я выдвинул для нее стул, а сам уселся напротив. – Вас зовут