Сын Авонара - Кэрол Берг

К осени, когда мне исполнилось девятнадцать, в Виндаме я чувствовала себя больше дома, чем в Комигоре.

Двадцать девятый год правления короля Геврона

Я приехала ранним вечером, едва дыша из-за ледяного ветра, обдувавшего открытый экипаж. Юлия приветствовала меня поцелуем и, сняв с меня плащ и передав его слуге, повлекла к огню.

— Милая Сейри, я так рада, что ты здесь. Мне отчаянно необходима поддержка. Твой кузен снова ведет себя как настоящий осел.

Мартин и осанистый дворянин его же возраста печалились по поводу недавнего визита некой баронессы Лавастр в Совет лордов. Грозная дама вторглась на заседание Совета, настаивая, чтобы ей позволили высказаться по вопросу управления собственностью, который обсуждал Совет, поскольку ее муж пропал на войне, а его управляющий недавно умер.

— Это верно, что у нее потрясающая хватка, знание тарифов и правил субаренды, — произнес Мартин, складывая руки за спиной и так печально качая головой, что можно было подумать, будто дама предложила сдать пару городов косматому искерскому полководцу. — Я обсуждал все это с ней весной в этой самой комнате. Но если мы дадим ей слово на Совете, то в следующем месяце она заявит, что захочет сама распоряжаться долей своего мужа!

— А почему бы нет? — возмутилась Юлия, когда мы подошли к Тенни, Танаджеру и еще нескольким молодым людям, сидевшим возле очага. — Хорошее знание дела и свежие идеи будут выгодны всем!

— Наверное, если женщинам позволят говорить, тогда придется дать права и имеющим малые наделы, которые молоды и в основном на войне, — подхватила я, даже не запечатлев на щеке Мартина традиционный поцелуй. — Пока что управляют только те, кто слишком стар или слишком труслив, чтобы служить…

Это был старый спор, и Мартин заводил его снова и снова, когда в его гостиной появлялся какой-нибудь член Совета лордов. Верит ли он в собственные слова? Я была уверена, что слышала раньше, как он отстаивал противоположное мнение, когда Тенни напоминал ему о законах, запрещающих учитывать голоса женщин на Совете. Мы обсуждали проблему, пока не подали ужин. Идеи, которые высказали почти все сидевшие у камина, подверглись нападкам или даже полному разгрому, всех в разных выражениях признали глупцами, вольнодумцами или анархистами, чье место рядом с безумцами, выступающими под Королевским Университетом в Валлеоре. Лишь один человек сохранял спокойствие во время спора. Стройный, темноволосый незнакомец, он стоял, сложив руки на груди, опираясь на угол мраморной каминной полки. Голубые глаза и высокие скулы выдавали в нем иностранца, но я не могла бы сказать, какого он происхождения. Он был чисто выбрит и одет в строгий черный камзол, белую рубаху с высоким воротником и узкие черные брюки, и в любом лейранском доме к нему отнеслись бы с подозрением из-за отсутствия у него меча. Когда всех пригласили за стол, Мартин склонился надо мной для приветственного поцелуя и бросил на этого человека быстрый взгляд.

— Разве я не обещал тебе живой беседы, друг мой? Незнакомец перевел взгляд с Мартина на меня, сдвинул брови, словно серьезно обдумывая ответ.

— В Лейране все женщины имеют собственное мнение или только женщины с огненными волосами? — У него оказался мягкий звучный баритон. — Я знаком с разными странными традициями, но лишь в немногих местах женщины получают право голоса раньше, чем им стукнет восемьдесят. Теперь я понимаю почему. Если бы его чудесные глаза не светились весельем, я была бы оскорблена.

Мартин захохотал.

— Госпожа Сериана Маргарит, дочь герцога Комигорского, позволь представить моего доброго друга Кейрона, Дворянина из Валлеора. Он путешествующий историк и археолог из Университета, приехал изучать историю и странные традиции народа Лейрана. Кейрон, тебе придется называть ее Сейри, иначе тебе ни за что не удастся вставить словечко.

Господин поклонился и, взяв мою руку, поднес ее ко лбу по валлеорской традиции. Я никогда еще не видела столь грациозного человека. Он был возраста Юлии, около тридцати, и я весь вечер бессовестно терзала его вопросами, даже больше, чем остальных, поскольку меня интриговал его таинственный вид. Но он туманно высказался по поводу своего происхождения, сказал только, что провел большую часть жизни, переезжая с места на место после смерти родителей, которые умерли, когда он был совсем мал. Под конец своего трехдневного визита я поняла, что болтала гораздо больше, чем он.

Следующие месяцы пролетели слишком быстро. Встретив Кейрона, я утратила интерес к Эварду. У Кейрона были обширный кругозор и интересы, далеко выходящие за рамки его специальности. Мартин научил меня спорить, язвить и ошарашивать противника странными идеями и намеками, сплетать и закручивать слова в узлы, пока обе стороны не начинали стонать от умственного перенапряжения. Победа или поражение никогда не были целью этих споров — только сам процесс. Кейрон никогда не отказывался занять позицию, далекую от его собственной, просто чтобы насладиться словесной баталией. Он любил саму игру, тогда как Эварда интересовали только победители или побежденные.

Год траура подходил к концу, но я не была готова расстаться с предоставленной им свободой. Когда месяцы сократились до дней, я решила поговорить с Томасом.

— На следующей неделе год истекает, — сказала я однажды вечером, когда мы вдвоем сидели в столовой Комигора.

— Это так. Вероятно, Эвард сделает тебе предложение. — Похоже, Томаса больше интересовала жареная свинина, он отрезал себе еще кусок.

— Ты знаешь о его намерениях лучше меня.

— Он намерен преуспеть во всем. Геврон слабеет с каждым днем.

Я передала брату компот, наблюдая, как сладкое темно-красное пятно растекается по белой скатерти.

— А что, если Эвард не победит, как он надеется?

— Он победит.

— Но что, если не победит, а я окажусь помолвлена с ним? — Кусок мяса у меня на тарелке лежал нетронутым.

Мой вопрос явно заставил Томаса задуматься. Он чувствовал, что обсуждать возможное поражение Эварда нелояльно. Томас же был каким угодно, только не нелояльным, но богатая девица, молодая, привлекательная, с титулом, представляла немалую ценность, ее нельзя было отдать просто так даже во имя дружбы и верности. Я осознавала собственную значимость.

— Хороший вопрос.

В этот вечер и в следующий он больше ничего не сказал. Но когда год траура завершился, Эвард не сделал мне предложения. Через несколько недель я снова завела разговор, но Томас ответил только, что Эвард согласился с его мнением — у него нет времени на помолвку и женитьбу. Не раньше чем укрепится его положение.

На данный момент этого было достаточно. Я жила ради поездок в Виндам, не питая никаких иллюзий по поводу собственного будущего. Я была гарантом успеха Томаса, так же как его крепкая рука с мечом. Многие братья не дали бы сестре такой свободы, которой пользовалась я, поэтому я ценила дружбу с Кейроном и компанией Мартина и не интересовалась ничем больше.