Вечный приговор - Татьяна Купер

с особой деловой практичностью. Зная его

жадность и любовь к вещам, она отнесла недавно купленную, новенькую

аппаратуру – магнитофон и видеомагнитофон – к своей подруге через дорогу.

Она подозревала, что у Омара могут появиться определённые притязания на эти

предметы домашнего обихода, так как они покупали их вместе, правда за её

кровно заработанные деньги. Так как в прошлом он уже делал попытки увезти

их в Сирию, она решила не испытывать судьбу, и убрала с дороги

возлюбленного любой соблазн перед подобным посягательством.

Он заметил исчезновение аппаратуры очень быстро – как только вошел в

комнату: «А зачем ты спрятала наши вещи?» Наталья, не ответив на вопрос,

молча следила, как он складывал свои пожитки в чемодан – у неё в душе не

осталось ничего, кроме любопытства: «На что еще способен этот человек?»

Поистине, Омар был способен на многое, и поэтому захлопнул чемодан со

словами: «Так люди не делают!» Она отнесла его слова к выражению

благодарности за последние четыре года, на протяжении которых она

поддерживала и окружала заботой этого человека. Он даже не попрощался, не

сказал ей ни слова, а только вышел, с возмущением хлопнув дверью. Наталья

невольно вздрогнула – одновременно со звуком захлопнутой двери что-то

кольнуло в душе. Это проснулась её старая верная подруга – боль одиночества.

Целую неделю эта боль не давала ей покоя и следовала за ней буквально по

пятам. На этот раз Наталье было больно оттого, что она так долго насиловала

себя присутствием человека, который был ей совершенно чужд. Теперь эта боль

как будто мстила за все эти потерянные годы, оставляя глубокий след в памяти.

Чтобы в будущем ей больше неповадно было впускать в свою жизнь

малознакомых людей – только для того, чтобы заглушить одиночество.

Стояла глубокая ночь. Наталья лежала под одеялом, дрожа и прислушиваясь

к этой нестерпимой боли, одновременно понимая, что бежать больше некуда и

прятаться больше негде. И вдруг на неё накатила такая злость, что она даже

откинула одеяло и села на кровати. Ей захотелось бросить вызов гнетущему её

страху, распахнув свою душу до полного оголения. Она громко проговорила:

«Ну что? Что ты от меня хочешь??» В ответ она услышала тихий голос внутри:

«Не сопротивляйся! Дай страху уйти. Вспомни, как ты пережидаешь дождь под

навесом. Ты знаешь, что пройдёт какое-то время, и он остановится. Ты же не

злишься на непогоду. Ты просто смотришь на разбушевавшуюся стихию и

ждешь окончания грозы… Ненастье рано или поздно проходит, а после них

всегда наступают солнечные дни».

Она неподвижно продолжала сидеть в самой воронке этого страха,

медленно впитывая в себя глубокую мудрость неожиданных мыслей. И вдруг в

полной темноте она увидела, нет, она почувствовала молодую женщину, которой

раньше была, и которая каждый день возвращалась в свой холодный, пустой

дом, не зная, куда себя девать. Наталья чувствовала боль этого несчастного

существа, но теперь уже понимала, что это больше не её боль и не её страх.

Она нежно обняла эту бедную женщину и попыталась её утешить: «Прости

меня, что я тебя оставила. Я больше никуда не уйду. Я всегда буду с тобой –

только ты и я. Я помогу и поддержу, и научу тебя, что делать. Ты будешь в

полном порядке. Всё будет хорошо!» Наталья еще долго утешала её, при этом

ощущая, как страх и боль послушно разрезали темноту и растворялись в её

нежной любви к своему прошлому образу, в её сострадании и сочувствии к

нему. Улыбнувшись какому-то невидимому обещанию, она глубоко заснула…

На следующее утро, открыв глаза, она сразу поняла, что от боли не осталось

и следа. Неожиданно к ней пришло ясное осознание всей картины в целом. Этот

человек пришел в её скромный быт для того, чтобы добровольно взять на себя

роль её учителя – он потратил целых четыре года своей жизни на то, чтобы

показать ей, до какой степени она не любила одиночество. Он потратил целых

четыре года, чтобы она могла исследовать каждый поворот и изгиб этой

иллюзии, и пригубить каждую ложку этой горестной похлёбки. И за это Наталья

была ему теперь бесконечно благодарна.

Впереди её ждала большая безусловная любовь, которая никогда и ничего

не требовала взамен. Этой любви не знакома мелочность сделок, которыми мы

опутываем себя ради такого неистребимого желания быть любимыми, нужными,

признанными и понятыми. Наталье предстояло понять, что любовь – это

драгоценный внутренний дар, которым мы безвозмездно делимся с другими

людьми. И совсем неважно, что они сделают с этим даром. Мы должны уважать

их право принимать свои собственные решения и делать всё, что им

заблагорассудится.

Ведь люди принимают уродливые и жалкие обличья только ради того,

чтобы проверить, будет ли нам жалко того, что мы отдали. Вернее, даже не то,

что мы отдали, а как мы отдали. Безвозмездно и без сожалений? Или во

временное пользование и с определенными условиями? Подарили ли дрожащей

рукой и в нерешительности? Покривили ли душой, поступились ли своими

принципами, подчинившись страху и ложным убеждениям? Уподобились ли

нищему, который верит, что ему нечего дать, а сам сидит на сундуке с золотом,

который никогда не удосужился открыть? Разве все эти сделки не являются

полным абсурдом и насмешкой над нашей бесконечной способностью любить

весь мир?

Жизнь, принявшая обличье молодого незадачливого любовника, показала

Наталье, что она ещё дарила дрожащей рукой, давала во временное пользование,

и не готова была любить не только другого человека, но даже саму себя. Ведь

она не могла выдержать одиночества и своей собственной персоны даже одного

дня! В то время как жизнь её учила, что на почве, отравленной страхом и

нелюбовью к себе, нельзя взрастить ничего полноценного, и поэтому нужно

сначала вырвать все эти сорняки.

В то утро Наталья с какой-то необычайной лёгкостью поднялась с кровати,

как будто оставив позади тяжелую ношу, и пошла на кухню заваривать кофе.

Посмотрев из окна шестого этажа своей квартиры на улицу, она изумилась тому,

как незаметно преобразилась природа – стоял чудесный апрельский день, и

почки на деревьях уже успели набухнуть, готовые вот-вот прорваться и

освободить свои нежные лепестки от стягивающих их тугих листьев. Она опять

улыбнулась чему-то в душе и прошептала: «Теперь место освободилось для

чего-то более прекрасного. И я готова это прекрасное подождать». Она медленно

налила в крохотную чашечку ароматный напиток и сделала упоительный

первый глоток. Действительно, спешить было некуда. Теперь она могла ждать

без всякого страха…

Слепая Любовь

«И пусть дверь