Александр Абдулов. Хочу остаться легендой - Александр Абдулов

Нам, нашей стране, нужна какая-то новая опора, какая-то новая точка опоры. Мы должны, просто обязаны возродиться. Если бы я точно знал, где ее найти, эту точку, давно был бы президентом… А депутаты наши пока совершенно другими делами заняты.

Я езжу домой по правительственной трассе. Меня иногда останавливают за превышение скорости. И пока у меня проверяют документы, я вижу, как мимо летят машины с мигалками. Хотя по телевизору который день показывают, как чиновники и депутаты торжественно эти самые мигалки сдают. Это же просто какая-то акция «Пчелы против меда!». Наша Дума иногда совершает такие поступки, от которых мне просто дурно становится. Действительно, поначалу количество мигалок убавилось. А потом депутаты придумали другую историю — новую серию номеров. Им мигалка теперь не нужна — у них есть номер! Поэтому все их рассказы о том, что «мы — для народа», пустой звук. Вы замечаете, что чем ближе к выборам, тем сильнее депутаты начинают любить народ? Они делают это с такой интенсивностью, что остается только удивляться: «Родной! А где ж ты до этого-то был?» Честное слово, даже смешно становится, когда слушаешь их волнения по поводу того, что всё в стране дорожает. Не надо публично волноваться! Вы лучше один раз опубликуйте меню своего буфета и цены в нем. Или публично назовите размеры суточных, которые вы получаете во время командировок. У них-то коммунизм уже давно победил…

Удивительно, но даже самый порядочный человек, попадая во власть, меняется. Я знаю нескольких порядочных людей, пошедших в политику. Через год они бежали оттуда как от огня. Потому что невозможно жить в государстве и быть свободным от государства. Приходя во власть, хочешь или не хочешь, ты начинаешь жить по законам, которые там существуют. Сперва поборешься, конечно, немножко…

Помните, был у нас такой правдолюб — Травкин? Он всё боролся!.. Где он сейчас? Довольно долго он заседал в Думе. Только вот сейчас о нем ничего не слышно. Наверняка он принял их условия жизни, их условия игры. Вы можете мне назвать хотя бы одного депутата, который сдал бы свою депутатскую квартиру и после истечения срока полномочий уехал бы назад в свой Вышний Волочек? Ни одного не вспомните, потому что нет таких депутатов… Власть, она разъедает. Я не знаю, какие надо иметь мозги, чтобы сохранить там чистоту души. Вспомните академика Сахарова — он сопротивлялся этой бацилле. Так его в результате чуть ли не ногами добили…

Что до меня, так у меня другая власть — власть над залом. Ведь я же не плачу зрителям деньги за то, чтобы они смеялись или плакали, когда я играю.

«Встречаются два еврея, один другому говорит: „Хаим, ты слышал, Изя умер!“ — „Что, опять?“ — „Да чего ты орешь, чего орешь, вон он идет!“»

Знаете, за последнее время скопилось такое количество космической информации о моей судьбе, что я вообще не хотел ничего говорить, потому что и так на вас выливается такое количество проблем, негативной информации, еще лишнюю каплю кидать на вас негатива не хотелось. Потому что я так устроен, что я весь негатив переживаю сам с собой в лучшем случае и в худшем случае — когда со мной близкие, мои родные.

Вот сейчас то самое время, когда со мной самые близкие, самые любимые люди, которые со мной выросли, живут и, надеюсь, мы вместе будем жить. Но помимо негатива, такое количество позитивной информации, такая волна любви, я не ожидал, дорогие мои, клянусь, я не ожидал! Я надеялся, я верил в то, что я нужен этой стране, что я что-то значу в этой стране, но что столько людей искренне желают мне добра, я не ожидал. Я хочу сказать, и я не стыжусь этого, я хочу сказать публично: спасибо вам, спасибо вам, ваше величество зритель!

Я всю жизнь работал для вас, и, поверьте, работал честно. Спасибо за вашу заботу, за ваше отношение ко мне.

Ну, а последнее, то, что меня добило и вынудило обратиться к вам, я хочу просто поклониться нашим ребятам-футболистам, моей любимой команде «Спартак», которые при переполненном стадионе вышли в футболках, на которых была моя мордочка, и пожелали мне удачи, и пожелали, чтобы я был с ними. Это ничем не оценить. Спасибо вам. И вы знаете, я думаю, все будет хорошо. Я верю в это. Как говорил Юрий Владимирович Никулин, мой любимый клоун, когда его спрашивали про Мухтара: «Он постарается». Я постараюсь…

Папа почему-то решил, что я обязательно должен стать Качаловым. Не ниже. И поэтому на вступительных экзаменах в Щепкинском училище я читал только монологи Незнамова. На полном серьезе. И не поступил с формулировкой: «Несоответствие внешних и внутренних данных». Что это такое, я до сих пор не знаю, но тем не менее именно с такой формулировкой отвалил обратно в Фергану…

На следующий год поступал по кругу во все театральные институты и прошел везде. В итоге выбрал МХАТ (а документы у меня лежали в «Щепке»). Но щепкинцы поняли, что я от них сваливаю куда-то в другой институт, и не отдали документы. Я уж и так и сяк. С братом передал, что вообще уезжаю из Москвы, брат приходил с милиционером забирать эти бумаги. Наконец отдали, но при этом сказали: «Передайте ему, что он во МХАТе учиться не будет!» В общем, дали слово отомстить. А я-то считал, что уже практически принят. Но вдруг оказалось, что сочинения проверяет педагог… Щепкинского училища! И после того как я с экзамена вынес сочинение брату и тот вычитал (брат был преподавателем русского языка и литературы), в моей работе нашли-таки сорок две ошибки. Меня зарубили. Видимо, у них были свои правила русского языка.

А набор-то везде уже закончен! И почему меня ноги понесли в ГИТИС, не знаю. Пришел к секретарю ректора, там некая Тамара Хасановна была. (А ректор МХАТа уже обзвонил все институты, сказал: придет парень такой, помогите, если сможете, у нас с ним ЧП приключилось.) И, значит, она спрашивает: «Это ты?» — «Я», — говорю. «Ну, давай проверим твое счастье. Вот сейчас я набираю телефон, и если декан актерского факультета дома, она придет. Нет — не судьба». Накручивает номер, и декан отвечает: «Я сейчас приду». Пришла, послушала меня: «Как раз идет заседание ректората, и там сидит Иосиф Моисеевич Раевский, который набирает курс». Для меня «Раевский» — только имя, я его до тех пор и в глаза-то не видел. Вхожу. «Кто из вас, — говорю, — Раевский?!» (Такой наглости никто от меня, разумеется, не ожидал… Но это от зажима, конечно.) Итак: «Кто Раевский?» — «Ну, я». — «Давайте я вам читать буду». Он послушал, потом вывел меня и сказал: «Ладно, чтоб ты не сделал опять сорок две ошибки, сочинение сдавать не будешь». И взял меня в институт на свой курс…

Я учился в Государственном институте театрального искусства имени А.В. Луначарского, когда, совершенно для меня неожиданно, получил приглашение от Московского театра имени Ленинского комсомола репетировать центральную роль в спектакле «В списках не значился» Бориса Васильева…

Наверное, не так трудно представить себе огромное волнение, сумятицу надежд и страхов, владеющих зеленым неопытным студентом, который выходит рядом с известными мастерами на сцену одного из интереснейших театров Москвы. Но дело не только в этом. Лейтенант Плужников — мой сверстник, выдержавший тяжелейшие немыслимые испытания и отдавший жизнь за наш нынешний день. Я не могу сказать об этой роли: памятна или бесконечно дорога. Это как сама моя жизнь. Каждый раз, встречаясь с Колей Плужниковым, я поверяю ему, а затем и зрителям, собственные мысли, надежды, стремления.