Последний атаман Ермака - Владимир Буртовой

— Интересно, зачем в городке разводить такой огонь? На нем не только барана, а и целого быка легко можно зажарить, — пробормотал удивленный Ортюха. — Сторожевые огни вона, цепочкой вдоль вала — это понятно. Должно, пожар нечаянно случился, какой-то сруб сгорел! Если с ясаком от населения — убыток для Бегиша немалый! Ну и бес с ним, и мы не с пирогами к нему подлезли. — Ортюха поглядывал на дорогу в оба конца — кто знает, откуда объявятся татарские гонцы. Однако утром и днем больше всего покидали городок от князя Бегиша, или от Карачи, если только он и сам уже в гостях у своего сродственника. А может и так, что Бегиш, погубив казаков Ивана Кольцо, теперь сносится гонцами с Карачей, который к зиме откочевал, как сказывали верные атаману князьки, до реки Ишим и далее, до реки Шиш.

«Жаль, земля сырая, конского топота, ухо приложив к дороге, издали не расслышишь, — подумал Ортюха, вытянувшись на подсохшей за день прошлогодней траве. Глянул вверх — серое и бескрайнее небо было сплошь затянуто облаками, еще больше сгущая полуночную тьму. — Как бы дождь не полил, — невольно поежился десятник. — Земля еще сыроватая, да ежели вода с небес польется…» — и тут же мысли о погоде прервались сами собой — справа, из-за лесистого холма, в сотне саженей объявились две темные фигуры всадников. Над головами раскачивались пики, видны части луков и колчаны со стрелами.

«Дождались!» — мелькнула радостная мысль у Ортюхи и, не вставая даже на четвереньки, он лежа скатился вниз по склону, ткнул спящих казаков. Шепнул так, чтобы враз выветрился из головы сон:

— Готовсь, братцы! Татары скачут к городку!.. Будем брать. Да брать живыми, нам мертвецы и задаром не нужны, многого не скажут!

— Сколько их? — спросил Федотка, бесшумно вынимая саблю из ножен. То же самое сделал и Митяй, сел на корточки, чтобы удобно было вскочить на ноги и метнуться на врага.

— Двое, — ответил Ортюха. — Да сами берегитесь — свалившись на землю, татары могут успеть и за сабли схватиться. А среди них есть лихие рубаки, не потерять бы свои головы, чужие добывая, — предупредил Ортюха, хотя знал, что оба казака бывали уже не в одной рукопашной сшибке, не положат охулку на руку и в этот раз.

Всадники почти стремя в стремя объявились на правом срезе оврага и, должно быть, хорошо зная это место, не сбавляя конского галопа, пустили коней вниз… Вскрики и конское ржание, глухие удары упавших коней, дикий, душу раздирающий вопль одного из всадников — лошадь, рухнув на землю, перекатилась через спину и перемяла своему наезднику, должно быть, все кости.

— За мной! — Ортюха Болдырев рванулся из кустов, в несколько прыжков очутился около упавших татар, успел приметить, как ближний к нему конник делает отчаянные попытки выдернуть ногу из-под коня. Вороной конь сам вскочил на ноги и, несомненно, уволок бы хозяина головой по земле, но Ортюха ударом сабли разрубил ремень, конь взбрыкнул и пустился почему-то не в сторону городка, а назад, к лесистым невысоким холмам. Второй татарин стонал, а над ним с обнаженной саблей стоял Федотка, не смогши сразу ударом клинка прервать его мучения.

— Брось его, сам отойдет к своему аллаху без соборования, — негромко проворчал Ортюха. — Хватайте этого, волочим к челну.

— Аркан заберем? — спросил Митяй, с содроганием в душе наблюдая за предсмертными судорогами изломанного при падении молодого, с тонкими усиками над широко раскрытым хрипящим ртом татарина, все реже и реже делающего последние вздохи…

— Некогда возиться с арканом, — отмахнулся Ортюха. — Может, еще кто голову себе сломает, нам только легче опосля будет! Да угомонись ты! — прошипел десятник в лицо длиннолицего и на удивление пышнобородого татарина лет сорока, не менее. Митяй, сунь ему в пасть его собственную шапку, авось не задохнется от меха рыжей плутовки. Чтоб не заголосил еще раз, когда поволокем мимо городка. Руки за спиной его же поясом скрутите покрепче! Сделали? Тогда пошли скорее, не объявились бы другие всадники, за нами в угон пустятся!

Федотка и Митяй подхватили мычащего татарина и потащили его вниз к Иртышу, а Ортюха, пригибаясь, шел сзади шагах в тридцати, изготовив пищаль на случай появления преследователей. Вокруг было тихо, должно, караульные на валу городка не уловили крика всадника, перемятого конем, а теперь он и вовсе утих, должно быть, отдал душу своему аллаху.

У берега были минут через пятнадцать. Тимоха Приемыш, не скрывая радости, встретил добытчиков пленного тихим восклицанием, сгреб татарина за ворот теплого халата и, ногами свесив с обрыва, проговорил казакам в челне:

— Ловите нехристя! На дно челна положите. Давай, Ортюха, спускайся и ты со своими молодцами. Дело к утру, на Руси скоро вторые петухи заголосят спросонок. Надобно уйти подальше от этого места, могут и вослед нам кинуться. Днем видел я на песке под городком с десяток рыбацких челнов.

Ортюха отвязал канат от корневища, последним вскочил в челн и багром оттолкнулся от обрыва.

— Разобрали весла, братцы! Тимоха, садись за рулевое весло сызнова, погоним скорее к атаману! Пущай спрос хороший учинит татарину, чтó сталось с нашими казаками.

Ортюха прошел на нос челна, чтобы следить за водой Иртыша, по которому по-прежнему плыли разновеликие обломки зимнего льда, деревья, а иногда невесть как попавшие в воду и вспухшие от долгого там пребывания конские трупы. Казаки осторожно вывели челн из береговой вымоины и погнали на стремнину, подальше от городка, и почти в то же время по лощине к реке вымчало десятка два всадников, криками и руганью провожая уходящий от берега челн.

— Укройтесь щитами, братцы! — криком предупредил казаков Ортюха и между гребцами поспешил на корму. — Кажись, они за луки берутся. Федотка, Митяй, взялись за пищали! Бейте по куче, авось отпадет охота стрелами кидаться! — И сам подхватил пищаль, которая стояла стволом вверх у кормовой скамьи, почти не целясь, выстрелил. За общими криками татар и ночными сумерками не мог понять, был ли выстрел удачным, но тут же поочередно выстрелили молодые казаки. Им начали передавать свои пищали другие гребцы, и пальба учинилась такая частая, что татары, похватав своих упавших на песок всадников, упятились вверх по лощине, а на темной земле у берега осталось лежать пять или шесть лошадей. И только когда пальба утихла, до слуха десятника долетел сдерживаемый стон Тимохи. Во все это время он сидел спиной к берегу, и казаки не видели, что татарская стрела впилась ему в левое плечо чуть выше подмышки. Удар был настолько сильным, да и расстояние едва больше пятидесяти шагов, что кольчуга не выдержала, одно из колец лопнуло, и стрела, потеряв былую скорость, вошла неглубоко. Еще с десяток стрел обнаружили воткнутыми в щиты, в корму челна, прочие, по словам гребцов, падали довольно близко от бортов.

— Стрелки с коней луки натягивали, потому и стрелы не так метко ложились, — пояснил Ортюха Болдырев, оглядываясь на Бегишев городок. — Тимоха, скинь кольчугу и кафтан, надо перевязать битое место, чтобы крови не ушло много. Митяй, садись за кормовое весло; шестеро гребут, а ты, Федотка, живо заряди пищали. Думается мне, что татары не раз попытаются догнать нас, отбить пленника и тем сохранить тайну о судьбе наших казаков.