Ливонский поход Ивана Грозного - Витольд Новодворский

В начале октября 1576 года Магнус напал на замок Лемзаль и завладел им в отмщение за нападение, произведенное курляндскими дворянами на его замок Амботен[147]. Это случилось уже в царствование Стефана Батория.

Страдая от этих неприятельских вторжений, неуверенные в безопасности своего имущества и своей жизни, ливонцы сваливали вину на правительство Речи Посполитой: они осуждали особенно сильно нерадивость администратора Ливонии Ходкевича, обвиняя его даже в тайном пособничестве видам московского государя. Но эти обвинения были, как мы знаем, совершенно неосновательны. Ливонцы жаловались также и на то, что их страна не была включена в перемирный договор, как будто бы она не входила в состав Речи Посполитой; между тем Ходкевич уверял, что перемирие распространяется и на Ливонию, и вследствие этого требовал, чтобы никто в Ливонии не вооружался, ибо это раздражает могущественного соседа и колеблет мирные отношения, в которых состоит с ними Речь Посполитая. В этих обвинениях заключалась весьма малая доля истины: как нам известно, Иоанн только в 1575 году явно исключил Ливонию из перемирного договора, но затем через Новосильцева дал обещание не вести войны и в Ливонии. Речь Посполитая действительно защищала слабо Ливонию, но, может быть, не хуже, чем свои другие области, ибо ее постоянные вооруженные силы были ничтожны; дипломатия же прилагала все свои усилия к тому, чтобы поддержать мир с московским государством.

Если ливонцы жаловались на то, что Речь Посполитая слабо их защищает и даже не позволяет им самим защищаться и в этом усматривали главную причину своих бедствий, то они забывали, что польско-литовское правительство не могло питать к ним доверия, так как в стране гнездилась измена.

Многие замки находились в руках немецких начальников, состоявших в сношениях с врагами Речи Посполитой и ставивших в стеснительное положение тех, которые оставались преданными польско-литовским властям. Вероломство ливонцев сделалось, по словам Батория, их обыденным пороком[148]. Ввиду этого Ходкевич опасался созывать посполитое рушенье в Ливонии, ибо оно могло обратить свои действия против Речи Посполитой, запрещал производить вообще какого бы ни было рода вооружения[149].

Администратор был так раздражен против вероломных ливонцев, что на просьбу их о помощи заявил, что помочь им он не в состоянии, а если бы он и мог это сделать, то он не прислал бы им в виде вспоможения даже и никуда не годную корову[150].

Стефан Баторий делал все, что только мог, чтоб усилить оборону Ливонии: посылал туда войско, какое для этой цели имелось у него в распоряжении[151], приказывал исправлять ливонские замки, увещевал Ходкевича отправиться в управляемую им область и устранить тех начальники крепостей, которым нельзя было доверять, уговаривал Литовцев не скупиться деньгами на отражение врага и т. п.

К тому же король рассчитывал еще на успех дипломатических переговоров, хотя и не вполне. Снарядив великое посольство, он известил Иоанна об этом и предлагал пока соблюдать перемирие по всем границам обоих государств, но Иоанн в своем ответном письме Ливонию обошел молчанием, что встревожило короля.

Выезд Ивана Грозного на борьбу с Ливонией. Художник Г. Э. Лесснер

Отправление великих послов в Москву замедлилось вследствие болезни мазовецкого воеводы Станислава Крыского[152].

Между тем приходили весьма тревожные вести из Ливонии: туземные и иностранные купцы извещали, что царь собирает громадные силы в Пскове и готовится опустошать огнем и мечом Ливонию. Ввиду этого ливонские каштеляны просили короля выслать войско по направленно к Пскову, чтобы преграждать движение врагу[153]. На эту просьбу Баторий мог ответить только обещанием удовлетворить ее, но исполнить не был в состоянии, так как война с Данцигом была в самом разгаре[154].

Усилия короля не увенчались желанным успехом: Речь Посполитая начинала только еще готовиться к отражению врага, когда он нагрянул на Ливонию.

Решив еще в феврале занять ее вооруженной силой, Иоанн стал делать соответствующие приготовления. Главными сборными пунктами для войск были назначены Новгород и Псков, а чтобы усыпить внимание настоящего врага, был пущен слух, что это сборы в поход против Ревеля[155]. Действительно, московские войска осаждали этот город зимою 1577 года, но неудачно, так что слуху можно было поверить[156].

Приготовляясь к войне с Речью Посполитой, Иоанн в то же время возобновлял проект ливонского королевства, на иных только условиях, и возобновлял, конечно, с той целью, чтобы легче было осуществить планы своей политики. Орудием ее опять явился Магнус.

Положение этого короля, короля только de nomine, было очень тягостно, и он захотел выйти из него как-нибудь. Получая сведения об энергических действиях Стефана Батория, он стал подумывать о приобретении его покровительства для себя, т. е. об измене Иоанну. Уже в конце 1576 года[157] он вошел посредством польских офицеров в Ливонии в сношения с Ходкевичем, обещая передать Баторию Иберполь, Каркус, Лемзаль и другие свои замки, если будут приняты предлагаемые им условия[158]. Затем он обратился по этому делу к посредничеству курляндского герцога, и так начались переговоры с самим Стефаном Баторием[159]. Конечно, их старались вести в совершенной тайне, однако слух об них дошел до Иоанна. Предполагая, что измена его может быть легко открыта и опасаясь вследствие этого попасть в руки Москвитян, Магнус стал переезжать из одного замка в другой, что еще более усилило подозрительность Иоанна. Тогда царь приказал арестовать своего вассала, которого он подозревал в вероломстве, но Магнусу удавалось некоторое время избегать московских отрядов, высланных с целью задержать его[160].