Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова

Через три месяца после термидорианского переворота Тереза Тальен, в сопровождении отряда мюскаденов явилась к Якобинскому клубу за час до начала заседания и самолично заперла его двери, а ключ передала в Конвент. В Лондоне премьер-министр Уильям Питт-младший, узнав об этом поступке, воскликнул:

— Сия женщина способна закрыть врата ада!

Первым же действием Терезы после выхода из тюрьмы было послать за своим сыном Теодором, оставшимся под опекой родственников в Бордо. Далее она добилась освобождения своих сокамерниц по тюрьме Ла-Форс. Тереза и дальше продолжала оказывать через Тальена свое влияние на решения Конвента: постановление об амнистии для участников контрреволюционного мятежа в Вандее, уничтожение революционного максимума (установленного твердого уровня цен и рабочих тарифов), разрешение вернуться в страну эмигрантам и священникам, не присягнувшим республике. Не сказать, чтобы это прошло для нее даром. В Конвенте депутаты-якобинцы называли ее не иначе как «новой Марией-Антуанеттой» и утверждали, что «общественное мнение создается в будуаре Кабаррюс». Ее положение супруги бывшего аристократа и дочери испанского банкира (отца Терезы к тому времени уже выпустили из заключения и даже даровали ему титул графа) привело многие досужие умы к заключению, что она является не более и не менее как доверенным лицом испанского короля Карла IV (напоминаем, что Франция находилась в состоянии войны с Испанией). Это заключение пошло курсировать в народе в виде слухов, что Тереза является агентом монархистов, которые после падения Робеспьера стремятся при поддержке испанского двора к возрождению старого режима и королевской династии на троне. Более того, эта Богоматерь термидора, добившись освобождения из острогов и темниц злонамеренных аристократов, усиленно поддерживает тайные связи с испанским послом и масонскими ложами, имея целью организовать монархический заговор. В ту пору слово «монархист» было синонимом слова «контрреволюционер» или «предатель», а гильотину никто и не думал убирать с одной из главных площадей Парижа, ибо Большой террор сменил террор термидорианский. Один из депутатов прямо обвинил Тальена в том, что он «является одним из мошенников, которые пообещали наши головы своим наложницам». В конце концов дело дошло до того, что Тальен был вынужден просить слова на заседании Конвента, дабы выступить в защиту Терезы. В начале 1795 года его речь была напечатана в газете «Ле Монитёр».

«Для представителя народа трудно говорить о самом себе перед большим собранием. На этом заседании говорю о женщине. … Говорю о дочери графа Кабаррюса. Ладно, заявляю, перед моими коллегами, перед народом, слушающим меня и всем светом, что эта женщина — моя жена[13] (аплодисменты). Я знаю ее восемнадцать месяцев, познакомился с ней в Бордо; как ее невзгоды, так и ее добродетели заставили меня оценить и полюбить ее. Возвратившись в Париж во времена тирании и угнетения, она подверглась преследованиям и была заключена в тюрьму. Посланец тирана навестил ее и сказал ей: "Напиши, что знаешь Тальена как неблагонадежного гражданина, и тебе дадут свободу и заграничный паспорт". Она отказалась от этого подлого поступка и вышла из темницы лишь 12 термидора. Среди бумаг тирана была найдена запись, которая отправляла ее на эшафот. Вот, граждане, та, которую я взял себе в жены (аплодисменты)».

Трудно сказать, почему Тереза все-таки решилась связать свою жизнь с Тальеном на законной основе. Возможно, ее подтолкнула к этому четырехмесячная беременность, возможно, она, как всегда стремилась оставаться в среде могущественных и сильных людей. Но уже тогда чувствовалось, что Тальен, один из героев, освободивших Францию от кровавого тирана, постепенно превращался в личность, неудобную для верхушки страны. Ничем нельзя было смыть ни участие в сентябрьских убийствах, ни кровь казненных в Бордо. Тереза, похоже, ощущала это, и потому по ее указанию был составлен чрезвычайно подробный и жесткий брачный контракт, как будто уже предусматривавший вероятность развода: за ней сохранялось все ее имущество. Но это осталось за кулисами, а с виду она жила беззаботной, полной удовольствий жизнью одной из первых дам Парижа, по своему обычаю следуя моде и создавая ее. В романе выдающегося французского писателя Анатоля Франса «Жажда богов», изумительным образом воссоздавшего атмосферу эпохи революции, одна из героинь, актриса Роза Тевенен, любовница пройдохи, разбогатевшего на поставках армии камыша вместо сена, подмоченного овса и сапог с картонными подошвами, жалуется подругам:

«Ужасно… Я хотела дать бал на этой неделе, но все скрипачи приглашены за три недели вперед. У гражданки Тальен танцуют каждый вечер».

После освобождения из заключения она и Тальен поселились в большом особняке поблизости от Елисейских Полей под названием «Ла Шомьер»[14]. Тогда здание стояло в окружении плодовых садов и к нему вела сельская дорога — теперь это авеню Монтеня. В оформлении сего «сельского домика» хозяйка пошла по стопам уже всеми забытой королевы Марии-Антуанетты с ее версальской «деревушкой»: здание было искусно покрашено таким образом, как будто кирпичи были покрыты трещинами, а кое-где даже местами и слегка выкрошились, деревянные части строения якобы чуть-чуть тронула гниль, соломенная крыша поросла зеленым мхом, по стенам ползли вьющиеся растения — идеи Руссо о близости к природе и простой деревенской жизни еще сохраняли свою силу. Однако внутри царила невиданная роскошь обстановки. В камине всегда, даже в июле, горело пламя, создавая в доме негаснущий дух гостеприимства и уюта. Впрочем, огонь выполнял и чисто утилитарную функцию, позволяя женщинам одеваться по последней моде без опасения пасть жертвой «муслиновой» болезни — так называли в то время простуду. Подцепить ее было несложно, ибо в моде были легчайшие платья-туники из газа или прозрачного муслина с чрезвычайно смелыми декольте и разрезами до бедра. Наиболее отважные женщины надевали их либо на мокрую исподнюю сорочку, чтобы лучше обрисовывалась фигура, либо вообще пренебрегали нижним бельем. На ногах красовались римские сандалии, оплетавшие ногу узкими ремешками и также не способствовавшие согреванию организма. Но женщины шли на все, лишь бы не прослыть отсталыми ретроградками, возникло целое племя модниц под названием «удивительные»[15]. Мужчины, проявлявшие столь же стойкую приверженность новым тенденциям, получили прозвище «невероятных»[16].

На приемах Терезы толпились люди самого разного свойства: остатки титулованной знати, неизвестно каким образом избежавшие гильотины, постепенно возвращавшиеся из дальних стран эмигранты, новые восходящие светила политики типа Поля-Франсуа Барраса, дельцы, способные, как казалось, делать огромные деньги из воздуха, представители богемы, такие как популярный композитор Луиджи Керубини, художники, актеры. Интеллектуальным украшением салона была возвратившаяся из эмиграции мадам де Сталь; чрезвычайно женственным и совершенно чуждым умственным упражнениям — подруга Терезы по заключению, вдовая виконтесса де Богарне.