Осеннее преступление - Андерс де ла Мотт

— Недвижимость попала на карту муниципалитета, где отмечаются экологически неблагоприятные районы, и мотогопники свернули лавочку. — Морелль с довольным видом улыбнулся. — Владельца участка было, конечно, немного жаль, но ему все с лихвой компенсировали. Долговременный контракт на строительство и ремонт дорог, насколько я знаю, так что теперь тут у нас тишь да гладь.

Улыбка стала шире.

— Мы с Бенгтом Андерсоном знакомы уже лет сорок, — продолжил Морелль, и тут Анна вспомнила, где слышала это имя.

— По-моему, мы в выходные видели его сына. Матс Андерсон, живет в Энглаберге?

Морелль кивнул.

— Матс — младший сын Бенгта. Вы, наверное, заметили — он слегка со странностями. Но хороший парень, абсолютно безобидный.

Для всех, кроме барсуков, подумала Анна.

— Это благодаря Бенгту тут открылись винный магазин и ходит местный поезд. И он же ведет переговоры насчет поездов дальнего следования. К тому же он председатель “Glarea”. Если бы не Бенгт, Неданос бы не пережил кризиса девяностых. — Голос Морелля чуть не зазвенел от восхищения — такое бывает, только если человек на седьмом десятке говорит про другого человека на седьмом десятке.

— После Бенгта в мэрии у штурвала встала его дочка, Мари. Бойкая девица, энергии не меньше, чем у отца. Она бы где угодно карьеру сделала, но решила вот остаться в Неданосе, работать на благо муниципалитета. Мари и Александер с детства дружат, так что я на нее смотрю почти как на собственную дочь. — Голос зазвучал серьезнее. — Понимаете, к чему я веду?

Анна кивнула, хотя вопрос был риторическим.

— Я хочу сказать, что в местах вроде Неданоса полицейский — часть общества, но совсем не как в большом городе. У всего, что мы делаем — или не делаем, — есть последствия, иногда весьма личного свойства. — Морелль замолчал. Казалось, он тщательно взвешивает слова. Потом наклонился так низко, что Анна ощутила его дыхание с запахом кофе.

— Эта должность означает отношения, Анна. Надо быть частью общества, понимать, как мыслят и думают люди. Далеко не то же самое, что следовать написанному в уголовном кодексе…

Когда же настанет пора поступить правильно, прошептал Хокан у нее в голове. Ты же не думаешь, что я забыл твое обещание?

Мари изобразила глубокую затяжку — Карина дала ей сигарету. Красные “Принс” были слишком крепкими, но за годы, проведенные в компании курильщиков, Мари научилась делать вид, что курит. То же касалось алкоголя. Обычно она растягивала бокал вина как можно дольше и наполняла снова только наполовину. А потом ходила с оставшейся каплей весь вечер, что избавляло ее от сплетен об излишней правильности. Про этот мухлеж знала только Карина, но та никому не выдавала ее тайны.

Когда начало темнеть, Алекс развел костер. Высокие поначалу языки пламени отбрасывали тени на деревья и скалы, но потом огонь стал ровнее. Бруно, как всегда, захватил из ресторана решетку для гриля, и Алекс помог ему приладить ее над углями. Мари, Карина и Симон тем временем раскатывали подстилки. Камни еще хранили солнечное тепло, но воздух, по мере того как сгущалась темнота, становился сырым и холодным. Вскоре все, кроме Алекса, натянули джинсы и куртки.

— Поспорим с осенью! — рассмеялся Алекс, открывая очередную банку пива.

Мари налила себе и Карине красного вина в пластиковые стаканчики.

— Ну, как прошел день? — спросил Бруно. Спросил вроде как всех, но Мари отметила, что он взглянул на нее.

— Хреново. — Карина с шиком выпустила сигаретный дым из ноздрей — у Мари никогда так не получалось. — Оке приперся домой пьяный около четырех, разбудил нас с мамой. И началось. — Она презрительно закатила глаза — как всегда, когда говорила об отце. — Я по дороге на работу отвезла малявок к бабушке, так что они ничего не слышали. Потом покормила старичков, вымыла туалеты и поменяла подгузники — все за грошовую зарплату. Еще один славный денек из жизни Педерсенов. — Карина скорчила язвительную гримасу и затянулась.

Кажется, Бруно уже раскаялся, что спросил; Мари стало почти жаль его. К тому же в животе заурчало. На следующей неделе переезд, она собирала вещи и не успела пообедать. И теперь голод настиг ее. Чтобы заглушить его, Мари выпила немного вина.

— Твой маме бы на него в полицию заявить, — сказал Алекс, по голосу которого было ясно, что эта тема ему не нравится.

— Ну конечно, — процедила Карина. — Как будто это поможет. Да тут, в Неданосе, каждая собака знает, что Оке бьет мою маму.

— А твои старшие братья? — спросил Симон.

— У них своих проблем полно. — Карина покачала головой, бросила окурок в камни и отвела глаза. Мари знала почему. Все знали старших братьев Карины, все знали, что, чем бы они ни занимались, дел у них было полно, а что это за дела, никто не уточнял. Мари выпила еще вина и обнаружила, что стаканчик успел опустеть.

Когда поленья обуглились и стали бархатистосерыми, Бруно поджарил на решетке свинину со свежими овощами. Удивительно, как он всего за несколько минут соорудил целый праздничный ужин, но друзья уже столько раз это видели, что никто — по привычке — не реагировал. Однако сегодня Мари решила внести разнообразие.

— Как вкусно пахнет, Бруно, — сказала она. — Вот это да! — Наверное, дело было в голоде и в вине, которое она так опрометчиво пила на пустой желудок. Как бы то ни было, комплимент, кажется, обрадовал и смутил Бруно. Мари знала, почему он покраснел. Симон намекал, что Бруно интересуется ею; она ответного интереса не чувствовала, но это откровение все же обрадовало ее. Ей начинала надоедать предсказуемая роль “дурнушки-наперсницы-красотки”, которую она играла с начальной школы. Приятно, оказывается, когда на тебя есть спрос, что кто-то предпочел тебя красотке Карине Педерсен, даже если этот кто-то просто старый добрый Бруно Сорди.

— Friends forever[13], — провозгласил Алекс и поднял банку. — Что бы ни случилось, да?

— Вот! — Карина до краев наполнила стаканчик Мари красным вином. Полный стакан. Если Мари выпьет его весь, то изрядно превысит свою обычную дозу. Но сегодня же не обычный вечер. Последнее летнее купанье — традиция, которую Алекс придумал, когда им было по тринадцать, и которую они соблюдали каждое следующее лето. Во всяком случае до этого года. И вот лето 1990 года осталось позади, как и экзамен на аттестат зрелости, и Мари радовало щекочущее предвкушение. Жизнь начинается по-настоящему. Она чокнулась с остальными и отпила вина, потом еще. Ощутила, как приятное тепло растекается по телу.

Наевшись, все пятеро растянулись на подстилках, довольные нарастающим опьянением и глядя в ночное небо. Прямо над ними сияли звезды, но на востоке начинали собираться облака. Плотная темная пелена медленно ползла к гряде и маленькой каменоломне. Симон выключил магнитофон, подбросил в огонь еще пару поленьев и потянулся к гитаре. Привалился спиной к валуну и взял несколько аккордов. Мари отметила, что Карина положила голову Алексу на грудь, они курили одну сигарету на двоих, а это означало, что недавняя ссора забыта. Мари привыкла, что они вечно препираются, но ей казалось, что в последние полгода ссоры участились. Иногда Карина намекала, что подумывает, не положить ли всему этому конец. Порвать с Алексом по-настоящему, а не как раньше, когда расставания были частью игры. Карина до сих пор не предложила поменяться местами, чтобы ей с Алексом спать в одной палатке. И не потому, что Мари в этом году согласилась бы на такое. Оказаться им с Бруно в одной палатке — значит подать ему совершенно неверный знак.