Спорим, будешь моей - Елена Тодорова

– Так бы сразу и сказал!

– Сказал же.

– Ты невыносимый!

– Как и все парни, – поддакивает сидящая рядом с ней Анж.

– Нет, если честно, Тёма еще ничего… – замечает вдруг Вероника.

Я тут же реагирую. Быстро смещаю зеркало заднего вида, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Тебя кто-нибудь донимает? – интересуюсь настороженно.

Ника краснеет и ерзает.

– Есть один придурок…

– Сейчас подробнее, – голос невольно жестче становится.

– Он перевелся к нам в академгородок из Одессы… – протягивает Ника нерешительно. – И сразу ко мне прицепился. В открытую не донимает. Но намеки… Всякие… Постоянно бросает. Все смеются. Достал уже!

– Ага, а вчера он завалился к нам в раздевалку, – добавляет Анж. – Типа ошибся!

– Покажешь. Разберемся, – хмуро обещаю я, забывая о том, что спешил.

В принципе, на то, чтобы прижучить наглого пиздюка, много времени не уходит. Действую немного агрессивнее, чем требует ситуация. Зато быстро и доходчиво. Десять минут спустя уже спокойно качу в академию.

В тишине салона позволяю себе воскресить в памяти прошедшую ночь. Мать вашу, едва это делаю, миллисекунды, и меня будто на крутом аттракционе подбрасывает. Все внутри взмывает и скручивает до одуряющего жжения.

Вот вроде что-то такое предполагал, когда только все это между нами вспыхнуло. Но, сука, чтобы настолько… Да я попросту охренел от всего, что творилось с моим телом! Вштырило от Богдановой так, словно сразу несколько стимуляторов прямо в сердце рубанули. А потом уже оно само множило эту дичь и бешеными толчками раскидывало по телу. Я забыл, кто я такой, и на каком свете нахожусь. Я просто не мог остановиться. Жил какими-то инстинктами, и они были такими мощными, что в какой-то момент потерял уверенность в том, что являюсь человеком.

И ведь развезло так лишь от того, что я ее целовал. Ничего больше. Ничего, блядь, больше.

Рвусь в академию только затем, чтобы урвать хоть малую часть этого безумия. Едва успеваю занять свое привычное место, вижу Богданову. Желудок сходу сворачивает. Сердце разгоняется и толкается в глотку. Все мое тело напрягается. Замираю в предвкушении, понимая, что когда столкнемся взглядами, меня снесет. Жажду этого погружения. С головой хочу.

Минуту спустя меня ждет такое же жгучее разочарование – Богданова в мою сторону не смотрит. Впервые проходит, не подняв ни на мгновение взгляд.

Сердцебиение раздирает горло. Виски долбит пульс. Уши забивает шумом. Кровь бурным потоком несется по телу, и в какой-то момент кажется, что мышечная масса к херам растворяется. Ничего, кроме этого кипения, не ощущаю.

Не знаю, как и по каким углам Богданова прячется, но я не вижу ее весь день. Не появляется она и на физре. Настроение не просто в ноль сливается. Ниже, вашу мать.

Еще и Кирилюк, пошел бы он на хрен, всю тренировку взъебывает. Не унимается, даже когда начинается дождь. Носимся под раздражающе-мерно секущими струями не меньше часа.

Не в курсе, какой температуры осадки. Я по-прежнему киплю.

– Чарушин, твою мать, шевелись!

Охота послать. Серьезно.

Видит, старый хрен, что мы на пределе, и все равно подстегивает.

– Медленные, как куры. Дамы на сносях, вашу мать. Все! Конец моему терпению. Всем покинуть поле! На беговые дорожки, дамы! Десять кругов на время. Кто не вложится в одиннадцать минут, до конца семестра в запасе просидит!

– Гребаный мудак, – выдыхает Тоха.

– А если, блядь, никто из нас не вложится, че он тогда делать будет? Сам на поле выйдет? – хрипит Филя. – Бешеная скотина.

– В такие минуты я пиздец как завидую Бойке, – подключается Жора. – Бросил все к херам, и свободен.

Я молчу. Чувствую, если скажу что-то, уже не остановлюсь.

– Время, дамы! Время!

Свисток. Срываемся с места.

Так происходит со всеми?

© Лиза Богданова

Я постоянно вижу Чарушина с этой блондинкой. Но сегодня реагирую тяжелее всего. Потому как он… Он ее обнимает.

Боже… Мне-то что?

«Ты не оттолкнула меня…», – то и дело воскрешаю эту до ужаса емкую фразу.

Он прав, обвиняя во всем меня. Я виновата. Больше такой ошибки не повторю.

Третий день проявляю твердость. Не читая, удаляю то, что Чарушин пишет. Изучив его расписание, старательно выбираю пути собственного перемещения. А если и оказываемся где-то рядом, не смотрю на него. Никаких больше провокаций.

Все хорошо. Хорошо. Только вот… Что-то беснуется внутри. Ноет и ноет. Невыносимо.

Он знал, что делает? Так происходит со всеми?

После той ночи я много молилась. Но легче мне не становилось.

Если бы можно было выпить какую-то таблетку и все забыть…

Соньку отругала. На эмоциях чуть до рукоприкладства не дошло. Готова была ее прибить! Плакала и ругала. Пока она сама не разрыдалась. Молила о прощении и обещала, что такое больше не повторится.

Физкультура оставалась единственной проблемой. Раз прогуляла, второй… Но не могу же я пропустить весь семестр. Пришла к Кирилюку во внеурочное время. Просила согласовать с деканатом индивидуальный план. Так он так раскричался, что я чуть не оглохла. И снова набросился за этот баскетбол! С его слов, наша академия криворуких держать не обязана. Даже если у меня по спецпредметам отлично, дал понять, что спокойно меня завалит.

– Чтобы попадать в кольцо, много ума не нужно! Это элементарная координация и минимальная физическая подготовка! Если ты с этим не справляешься, значит, с тобой что-то не так! Можешь переводиться в спецгруппу, но, имей в виду, и там буду я. А ты, Богданова, мне уже не нравишься.

– Почему не нравлюсь? – простодушно поинтересовалась я.

– В прошлом году я тебя пожалел. Думал, ты просто затурканная и неуклюжая. Но нет, ты оказывается, из тех вертихвосток, которые морочат моим игрокам головы!

– Это… – задохнулась праведным гневом. И стыдом. Его было больше. – Это неправда! Никому я ничего не морочу. Все совсем наоборот.

На глазах выступили слезы. Однако этому сухарю Якову Константиновичу было все равно. Ему явно лет сто назад удалили сердце. А возможно, он без него родился.

– Так, иди, давай, – буркнул он. – Не занимай мое время. Тренируйся лучше.

Легко сказать… А если я элементарно не понимаю, как держать мяч? Я его вообще боюсь! Наверное, потому что ассоциирую баскетбол с Чарушиным.

– Мам, у меня проблемы с физкультурой, – решаюсь признаться.

Другого выхода не вижу.