Сад чудовищ - Джеффри Дивер

– Это правда, Рейнхард?

– В рамках занимаемой должности я читаю много литературы об агрессии и конфликтах, – невозмутимо ответил Эрнст. – В тех документах как раз об этом.

– Ты никогда со мной этим не делился, – заметил Гитлер и, инстинктивно чувствуя малейший намек на заговор, спросил: – Министр обороны фон Бломберг в курсе твоих дел?

– Нет. Докладывать пока не о чем. Как ясно из названия, это лишь исследование, проводимое совместно с Вальдхаймским военным училищем. Я хочу собрать информацию, и только. Возможно, ничего и не получится. – Стыдясь, что опускается до подобного, Эрнст добавил, надеясь, что глаза блестят угоднически, как у Геббельса: – Но возможно, результаты покажут нам, как сделать армию сильнее и эффективнее для достижения великих целей, которые вы наметили для нашей родины.

Возымело ли раболепство эффект, Эрнст не понял. Гитлер поднялся и зашагал по кабинету. Вот он подошел к подробной модели Олимпийского стадиона и долго на нее смотрел. Полковнику казалось, стук сердца отдается у него в зубах.

– Вызовите ко мне архитектора! Немедленно! – закричал Гитлер, обернувшись.

– Да, мой фюрер, – отозвалась помощница и поспешила в приемную.

Минуту спустя в кабинет вошел не Альберт Шпеер[16], а Генрих Гиммлер в черной форме. Слабый подбородок, хилое тело и круглые очки в черной оправе позволяли забыть, что это абсолютный правитель СС, гестапо и других подразделений немецкой полиции.

Гиммлер отдал свой фирменный неуклюжий салют и обратил на Гитлера обожающий взгляд серо-голубых глаз. Фюрер ответил своим стандартным приветствием – вяло махнул рукой через плечо.

Рейхсфюрер СС оглядел кабинет и решил, что может поделиться новостями.

Гитлер рассеянно показал на сервиз с кофе и шоколадом, но Гиммлер качнул головой. Обычно он весь был самообладание – заискивающие взгляды на фюрера не в счет, – но сегодня, как заметил Эрнст, нервничал.

– Я по вопросу безопасности, – доложил он. – Утром командующий СС Гамбурга получил письмо, датированное сегодняшним числом. В послании к нему обращаются не по имени, а по должности и говорится, что в следующие несколько дней русский устроит в Берлине диверсию. Якобы крупную диверсию.

– От кого письмо?

– Автор называет себя убежденным нацистом, а имя не раскрывает. Письмо нашли на улице, о его происхождении ничего не известно. – Гиммлер сверкнул ровными белоснежными зубами, поморщился, как ребенок, огорчивший отца, снял очки, протер стекла и снова надел. – Неизвестный отправитель обещал выяснить имя диверсанта и доложить результат. Больше он ничего не прислал. Конверт был обнаружен случайным прохожим, значит отправителя перехватили и не исключено, что убили. Вряд ли мы выясним подробности.

– На каком языке письмо? – спросил Гитлер. – На немецком?

– Да, мой фюрер.

– Диверсия… О какой диверсии речь?

– Мы не знаем.

– Ах, большевики с удовольствием сорвут нам Олимпиаду, – сказал Гитлер, и его лицо перекосилось от злости.

– Думаете, это не злая шутка? – предположил Геринг.

– Может, это и шутка, – ответил Гиммлер, – но через Гамбург сейчас проезжают десятки тысяч иностранцев. Вдруг кто-то услышал о заговоре, но вмешиваться не захотел, вот и написал анонимку? В Берлине я велю каждому удвоить бдительность, свяжусь с военным командованием, с другими министрами. Службам охраны правопорядка я уже приказал вплотную заняться этим сообщением.

– Сделайте все, что нужно. Абсолютно все! Наша Олимпиада пройдет без сучка без задоринки! – кричал Гитлер хриплым от гнева голосом, а через долю секунды необъяснимо успокоился, голубые глаза засияли.

Он долил себе в чашку горячего шоколада и положил на блюдце две сладкие галеты.

– Спасибо, все могут быть свободны. Я должен обсудить вопросы строительства. Где Шпеер? – спросил он стоявшую в дверях помощницу.

– Явится через минуту, мой фюрер!

Вместе с остальными Эрнст направился к выходу, чувствуя, как пульс успокаивается. В высших эшелонах власти, в узком кругу национал-социалистов подобное считалось нормой. Интрига, чреватая катастрофическими последствиями, распалась у порога кабинета. Касательно козней Геринга нужно…

– Полковник! – окликнул Гитлер.

Эрнст замер и обернулся.

Фюрер смотрел на макет стадиона, приглядываясь к недавно построенному железнодорожному вокзалу.

– Вы подготовите подробный отчет об этом своем Вальдхаймском исследовании. Я получу его в понедельник.

– Так точно, мой фюрер!

У двери Геринг протянул руку, предлагая Эрнсту выйти первым:

– Я позабочусь, Рейнхард, чтобы те документы перенаправили тебе. Искренне надеюсь, что вы с Гертрудой посетите мой олимпийский прием.

– Благодарю, герр министр. Мы обязательно придем.

Теплый, сырой вечер пятницы пах свежескошенной травой, свежевспаханной землей, свеженанесенной краской.

Пол Шуман в одиночестве гулял по Олимпийской деревне, в получасе езды на запад от Берлина.

Прибыл он недавно, из Гамбурга добрался не без проблем. Да, день выдался утомительный, хотя поводов бодриться хватало: он попал за границу, на свою историческую родину, готовился исполнить миссию. Шуман предъявил пресс-карту и проследовал в американскую часть деревни, там в десятках домов расселили по пятьдесят-шестьдесят человек. Оставив чемодан и портфель в комнатушке, где планировал прожить несколько дней, он вышел погулять по чистейшей территории. Разглядывал все вокруг и удивлялся – не привык к опрятным спортивным объектам. У него в клубе, например, не красили лет пять и вечно пахло потом, гнилой кожей и пивом, как тщательно ни скреб и ни мыл Бедняга Уильямс. А тут Шуман оказался в самой настоящей деревне – это было небольшое поселение, симпатичное и обособленное. Березовая роща обрамляла бессчетные акры с аккуратными невысокими домами, озером, дорожками для бега и прогулок, тренировочными полями и даже собственным мини-стадионом.

Согласно путеводителю, который положил ему в портфель Эндрю Эйвери, в деревне имелись таможня, склады, пресс-центр, почта, банк, заправка, магазин спортивных товаров, продовольственные магазины, сувенирные киоски и турбюро.

Сейчас спортсмены были на церемонии приветствия, куда Джесси Оуэнс, Ральф Меткалф и молодой боксер, с которым спарринговал Пол, приглашали и его. Однако Шуману, попавшему в среду своего объекта, следовало сидеть тихо, поэтому он извинился и отклонил приглашение, сославшись на утренние интервью, мол, нужно готовиться. Он перекусил в столовой – такого вкусного бифштекса в жизни не пробовал, – выпил кофе, выкурил «Честерфилд» и теперь заканчивал прогулку по деревне.