Проклятие Ильича - Андрей Готлибович Шопперт

что и его, и Марьяну неведомая сила перекинула на эту планету вместе. Но что-то подсказывало Владимиру Ильичу, что этот маловероятный факт на самом деле произошёл, и когда Фоня сказал, что «его» ведьма в соседней камере, Левин поверил в это, захотел поверить. А может сердце подсказало, что «его» ведьма — это и есть его Дюймовочка.

Сбежали⁈ Здорово. Хоть Марьяна выживет. Не сахар всяко разно жизнь в средневековье. Устроится. Она сильная. И характер правильный — боец. Не загундосит от малейшей неудачи. Главное, что сбежала. Стоп. Сбежали. Выходит, там есть вторая ведьма, сокамерница — и она поможет. Совсем хорошо. Остаётся только проклясть эту верёвку, про которую твердил рыжий, и самому выжить. Не простые мероприятия — и первое, и второе. Он только называется колдуном, а никаких магических позывов в себе не чувствует. Вот в туалет позыв чувствует, а магических — нет. Не специалист по магии.

Левин прикрыл глаза, попытался отрешиться от шума, что недовольные проволочкой действа издавали зрители, и сосредоточиться на источнике магии. В книгах всегда где-то в районе живота он, и его учащиеся магических академий развивают у себя. Освобождают и наполняют маной вновь. Хоть чуть бы этой маны. Пузо, на котором Владимир Ильич сосредоточился, бурчало. Кушать хотело, а ещё болело. Меченосец, гад эдакий серьёзно ему в солнечное засветил, и потом ещё кто-то пнул туда.

Нет. Не было в пузе маны, а если и была, то пользоваться он ею не умел. Вот гад же этот колдун, чьё тело Левин занял, не мог хотя бы магические способности свои оставить, а то сбежал по-английски. Ни привета, ни ответа.

Событие восемнадцатое

Нет ничего невозможного для человека, которому не надо это делать самому.

Закон Вайлера

Хорошие парни плохо кончают.

Реформация Келли

События перестали развиваться. Гудела, перешёптываясь, толпа. Время от времени другой «красный» уже в совсем буром платье подымался на помост и руками разводил. Это разводилово Левину нравилось. Выходит, его Дюймовочку поймать не могут. Дас ист гут. А ещё холоднее и холоднее становилось. Солнце окончательно спряталось за тучи, неожиданно набежавшие, и ветер задул холодный. Борей — не иначе. Босыми ногами стоять на камне, к которому был, судя по всему, примотан столб, к коему примотали Ильича, было и вовсе холодно. Сплошной дискомфорт. Ногам зябко, животу в туалет хочется, голова вдруг заболела. Уж сжигали бы поскорее, а то обделается тут на виду у тысячной толпы.

Еркина тоже пока не вешали. Он находился в десятке метров примерно от Владимира Ильича на другом помосте. Там и виселица была. И она была не простая. Там инженерная мысль присутствовала. В помосте виднелся пропиленный люк, и под помостом стоял человек в ожидании, готовый этот люк открыть. Это не табуретку из-под ног выбивать. Тут кибернетика. А ещё верхняя перекладина у виселицы была на подшипнике, она вращалась. И верёвка не сама по себе была привязана, а перекинута через систему роликов. Как там эта конструкция называется? Полиспаст. Не дремлет тут научная мысль. Вон до каких высот добралась. Систему подвижного и неподвижного блоков изобрели аборигены, и даже применение своему изобретению нашли. Молодцы.

Молодцы между тем уже не просто гудели, недовольные долгим ожиданием. Они выкрикивать начали всякие выкрики. Сначала, опасаясь начальников на помосте, тихонько и разрозненно. Потом, видя, что начальство не рычит на них, толпа стала распускаться. Выкрики стали чаще и громче, кто-то свистнул даже. И вот тут как плотину прорвало. Народ стал свистеть орать и улюлюкать. И даже на помосте пара мальчишек там присутствующих начала посвистывать, вкладывая пальчики свои в местами беззубые рты.

Ого! Левин в очередной раз поразился возможностям нового своего организма. Магии, может, и нет, а вот зрения точно волшебное — он за двадцать метров прыщики на лбах подростков различил и отсутствие части зубов заметил.

— Эй, там, — посмотрел Владимир Ильич на небо, — давайте магию. Чё, жалко?

Не ответили, и в пузе мана не появилась.

Гул нарастал, нарастал и вдруг прекратился. Не к добру. Неужели поймали Дюймовочку? Левин даже на цыпочки привстал, чтобы рассмотреть лучше, что там, на помосте, происходит. Нет, женщин не привели. Пришли сразу три товарища в красных сутанах, а то всё по одному прибегали. Они окружили креслице, на котором восседал князь местный в разноцветных штанах, и закрыли его от Владимира Ильича. Совещание. И продлилось оно не долго. Через минуту уже красные пристроились за скамейками с аристократами, а в воздухе повисла тишина. И вдруг — прямо неожиданно — заревел рог со стороны колокольни, и началась суета у виселицы. Еркима, сидевшего до этого возле столба на помосте, подняли, встряхнули и верёвку на шею накинули.

— Блин! Как же её проклясть⁈ Как! — Левин напрягся и, стараясь позаунывнее, произнёс: — Проклинаю тебя верёвка! Порвись! Проклинаю. Проклинаю. Крекс-фекс-пекс.

И тут его отвлекли. Оказывается, действа решили не последовательно проводить, а параллельно. Несколько блондинов нечёсаных поднесли к его столбу вязанки хвороста и сунули их Левину под ноги. Отбежали и новые вязанки притараканили. Так раз пять. В результате он по самую грудь оказался заваленным этими вязанками. Страшно не было, словно со стороны за этим Владимир Ильич смотрел. В телевизор большой и объёмный. Научились делать. Потом пришёл священник в красной сутане и из ведра облил вязанки жидкостью какой-то. Но не керосин — запаха нет. Выходит, масло. Так-то лучше, а то гори тут, так ещё и керосиновой вонью дыши.

И тут всё закончилось. Приготовления закончились, подбежал один из блондинов и сунул красному зажжённый факел. А тот без всяких напутственных речей и даже не перекрестившись, бросил его на вязанку хвороста прямо Левину под ноги. Бах. И пламя вверх черно-красными сполохами взметнулось.

Владимир Ильич закашлялся. Эх, самое время помолиться, и ведь не знает ни одной молитвы.

— Иже еси на небеси. Да чего-то там имя твое, да чего-то там царствие твое… Хрень. Колдовать надо. Крекс-фекс-пекс. Крекс-фекс-пекс! Крекс-фекс-пекс!!!

Последний раз Левин уже орал — пламя подобралось к ногам, и стало жутко больно.

Ну, где ты, колдовство, где ты, мана⁇!

— Крекс-фекс-пекс! Проклинаю верёвку, проклинаю князя и весь род его!!! Проклинаю верёвку!

Пламя вставало всё выше и выше, жар и боль поднимались от ног к животу, Левин бросил прощальный взгляд на виселицу, и вдруг прямо у него на глазах люк провалился вниз, и Ерким, дёрнувшись, заболтался в петле, дрыгая связанными ногами и извиваясь всем телом.

— Крекс-фекс-пекс!!! Проклинаю верёвку. А-аа! Проклинаю верёвку!!! Крекс-фекс-пекс!!!

Показалось… да нет, не показалось — верёвка над Эркином лопнула, и местный Робин Гуд свалился под помост.

— А! Больно! Крекс-фекс-пекс!!! Проклинаю князя и весь род его! Проклинаю монахов! Проклинаю! Проклинаю костёр!

Пух! Пламя ещё выше взметнулось, чудовищная боль, идущая изнутри, разорвала все нервные окончания у Левина, и он безвольной догорающей куклой свалился прямо в костёр.

Глава 8

Владимир Ильич

Событие девятнадцатое

Узы брака тяжелы. Поэтому нести их приходится вдвоём. А иногда даже втроём.

Треугольник Дюма

Я могу сопротивляться чему угодно, но только не искушению.

Оскар Уайльд

Первое, что увидел Левин очнувшись, было жопой. Не, как-то коряво. Первым, что увидел, была жопа. Ну, вообще-то попка была не так и плоха, чтобы её этим словом называть. Спиной к нему, выставив на обозрение Владимира Ильича пятую точку, стояла девушка и чего-то, нагнувшись сильно-пресильно, собирала на полу. Чего она там нашла, было не видно. Девушка была в белом коротком халате, надетом на голое тело. Ткань белоснежного изделия была тонковата и полупрозрачна. Жаль, тело было не совсем голым, под халатиком точно были трусики, не прямо там мини или миди, не разбирался в размерах женских трусиков Левин, но полушария, показываемые халатиком были прилично так обнажены. Красота.

Неплохо его в аду встречают. Не могут же колдуны, сжигаемые на костре, в рай попасть? Однозначно он — в аду, и вот уже заманухи показывают. Врут, должно быть, про сковородки. Специально попы врут, чтобы с паствы побольше денег состричь.

Запугал