Дикий фраер - Сергей Донской

Петр, чудом спасшийся от смерти, собирал по квартире свои манатки и пихал их в сумку, скорбя больше всего о том, что со штангой и гантелями придется расстаться.

Элька добиралась в такси к месту очередного заказа и если вспоминала недавнего клиента, то только для того, чтобы подивиться собственной лихости, с которой она орудовала ножом и бутылкой.

Костя нетерпеливо поглядывал на часы, попутно страдая из-за сгинувших миллионов так, словно они были его собственностью, и мысленно желал проклятому Лехману самой ужасной погибели, не зная, что она уже случилась.

Жил-был в городе Курганске еще один человек, у которого имелись свои собственные проблемы и неприятности, отступившие на время под натиском одной из сильнейших человеческих страстей – зверского аппетита.

Мелкие кусочки мяса еще трещали на сковороде и плевались во все стороны жиром, когда Роман, не в силах более терпеть пытку голодом, наколол один из них на вилку и отправил в жадно разинутый рот. Он прихватил мясо только зубами, оберегая губы, но язык все равно обжег и лишь после этого догадался залить пожар самым правильным на свете пивом «Бочкарев». После чего мечтательно закрыл глаза:

– М-м, кайф!

– Вкусно? – обрадовалась мать.

– Угум, – подтвердил Роман, приступая к следующему куску свинины и глотку холоднющего пива. – Нет слов, одни эмоции.

– А почему ты не переоделся? Опять куда-то собираешься? Вот и сегодня только под утро явился…

– Дела, – туманно пояснил Роман, безостановочно орудуя вилкой и стаканом. – Дела у меня, мама.

– Какие могут быть дела на ночь глядя? Твой отец был большим начальником, как ты знаешь. Но он всегда следовал одному очень важному принципу: никаких дел после конца рабочего дня. Если человек не успевает справиться со стоящими перед ними задачами за отведенное ему время, значит…

– …он никудышный работник, – закончил Роман. – Ты мне это уже тысячу раз говорила и всегда одними и теми же словами. Как ведущий какого-то дебильного ток-шоу, честное слово! Зазубрила несколько расхожих фраз и бу-бу-бу, бу-бу-бу! Нельзя же так, мама! Нельзя всю жизнь молиться на отца и повторять его слова! Он давно умер, а его взгляды и убеждения сегодня не катят. Пора бы научиться жить сегодняшним днем. Здесь и сейчас – вот главный принцип. Любой дзен-буддист тебе скажет: прошлое сгинуло, будущее неизвестно, потому у человека есть только его настоящее. Как в той песне про миг между прошлым и будущим, понимаешь?

Мать согласно покивала неравномерно окрашенной головой и негромко подтвердила:

– Понимаю. Мудрые они люди, эти дзынь… дзэнь… в общем, буддисты твои. И принцип у них хороший, Ромочка, никто не спорит. Но здесь и сейчас у нас нет денег даже на хлеб и молоко. Последние пятьдесят рублей я истратила на свинину и пиво, как ты просил. Извини, конечно, что напоминаю, но ты обещал сегодня принести деньги. За квартиру два месяца не плачено, соседкам почти тысячу должна…

Деньги, деньги, деньги! Романа уже тошнило от этого слова. Свет на них клином сошелся, что ли? – угрюмо подумал он. И сам себе ответил: да, сошелся, еще как!

Все вокруг делали деньги или хотя бы мечтали об этом, рассчитывались ими, слюнявя купюры, или любовно складывали их стопочками, чтобы спрятать в загашник подальше от посторонних глаз. И подавляющее большинство человеческих молитв, начинающихся с заискивающего: «Господи всемогущий, смилуйся над рабом своим грешным…», завершались классическим требованием прирожденных попрошаек: «Дай миллион, дай миллион, дай миллион!»

Бог никому ничего не давал, предоставляя заблудшим чадам выкручиваться самостоятельно. Это Роман давно понял, а потому переадресовал свои мольбы бывшим товарищам и партнерам по бизнесу, которые в последнее время словно сговорились, отвечая на просьбы одолжить денег одной и той же заученной фразой: «Рехнулся, Ромка? Не знаешь, какая сейчас ситуевина?»

Эта самая ситуевина была у них у всех очень даже хреновая: одному не хватало денег на евроремонт, второй горел желанием сменить просто крутую тачку на самую крутую, третий мечтал свозить молодую жену на испанский курорт или одеть любовницу с ног до головы в парижских салонах. Роману, который когда-то опережал в коммерческом марафоне всю эту зажравшуюся братию, оставалось теперь лишь стоять в сторонке и завистливо наблюдать за ее стремительным продвижением к все новым и новым горизонтам. Отстал он, безнадежно отстал. А старт был таким многообещающим!

Свое дело Роман затеял два года назад, сразу после окончания университета. Из двух тысяч долларов, скопленных отцом за всю его беспорочную карьеру директора научно-исследовательского института, прерванную инфарктом миокарда, треть ушла на отмазку от армии, а остальное послужило пропуском в волшебный мир частного предпринимательства.

Начинал Роман с организации вывоза дерьма из платных сортиров и доставки продуктов питания на те же самые рынки, где это дерьмо исправно образовывалось и накапливалось. Такой уж получался замкнутый цикл. На этой щедро удобренной почве вырос первый капиталец, который Роман, вместо того чтобы бездумно растранжирить, решил приумножить.

Располагая пятнадцатью тысячами долларов, он столько же занял и вскоре превратился во владельца небольшой сети платных автостоянок, которые со временем мечтал оснастить мойками, ремонтными мастерскими и магазинчиками запчастей. Приятели, которые теперь шарахались от него как от прокаженного, в ту счастливую пору увивались вокруг, набиваясь в спонсоры и совладельцы. Роман предпочел продолжать бизнес самостоятельно. В одиночку и прогорел.

Все началось с рокового джипа «Чероки», загадочным образом испарившегося со стоянки. На Романа наехали с претензиями, требуя выплатить неустойку и недвусмысленно обещая лишить его в противном случае молодой жизни. При этом в блекло-голубых глазах владельца джипа таилась плохо скрываемая издевка, а окружающие его «заинтересованные лица» вообще были откровенно глумливыми. Романа попросту «развели», но так красиво и грамотно, что никакая крыша не могла уберечь его голову от нависшей угрозы.

Он заплатил за свой дилетантский подход к делу ровно 40 000 долларов. Это был полный крах, потому что пришлось не только распрощаться со всеми стоянками, но и залезть в долги, которые не убывали, а нарастали с каждым месяцем. Роман занимал деньги у одних людей, отдавал их другим, а потом писал новые расписки третьим, чтобы расплатиться с первыми. В глубине души он надеялся, что этот финансовый круговорот будет длиться до бесконечности, и для него стало огромным потрясением известие о том, что все его многочисленные расписки отныне сосредоточены в одних руках, пролитой крови на которых чуть ли не цистерна плюс маленькая канистра.

И состоялась встреча Романа с этим человеком, нагнавшим на него страху. И был на той встрече выставлен окончательный счет, не подлежащий пересмотру: 17 000 долларов. И сроку на погашение долга было отведено так мало, что хоть ложись да помирай. Так бы Роман и поступил, если бы не предупреждение, что смерть его ждет долгая и мучительная.