От мыльного пузыря до фантика - Евгений Клюев

Нота Ми, конечно же, сразу засмущалась и пробормотала:

– Проходите, пожалуйста… А можно… можно я тоже пойду с вами: я никогда не бывала во Второй Октаве и в жизни не видела ни одной высокопоставленной особы!

– Ну что ж… – подала голос нота До, – теперь вас двое. Идёмте, ладно… в конце концов, вы сможете просто постоять у входа.

Нота Фа уже спала и видела третий сон в пространстве между первой и второй дорожками.

– Проснитесь! – закричала ей нота Ми. – Проснитесь и отойдите в сторону: мы очень спешим во Вторую Октаву, куда нас пригласила одна высокопоставленная особа!

Нужно ли говорить, что нота Фа подскочила как ужаленная, чтобы дать дорогу незваным гостям, но уже через минуту и она плелась в хвосте: ей тоже не терпелось побывать во Второй Октаве.

А нота Соль услышала препирательства внизу и сама уступила дорожку. Получив благосклонное разрешение ноты До сопровождать её до Второй Октавы, нота Соль поспешила присоединиться к остальным. Ноты Ля и Си она взяла на себя: растолкав их и объяснив, что они лежат на пути во Вторую Октаву. Оказывается, даже нота Си, жившая почти там, где начиналась Вторая Октава, никогда не решалась заглянуть туда – из боязни, что её общество не так уж привлекательно для тамошних обитателей.

И вот все они, всемером, оказались возле самой границы Второй Октавы. Граница эта была ничем не примечательна и очень сильно напоминала известные им дорожки. От удивления ноты загалдели, как птицы.

– Я всегда думала, что тут высокая стена, – сказала нота Ми.

– И я, – согласилась нота Ре. – Высокая стена с пушками. И ров.

– Глупые! – пожурила их нота До. – Обитателям Второй Октавы всего этого не нужно: вход сюда и так запрещён посторонним. Разумеется, кроме тех, у кого, как у меня, здесь есть родственники.

Прочие ноты притихли – правда, поздно: Вторая Октава проснулась от их приближения.

– Добрый вечер, – сказала нота До первой же увиденной ею новой ноте. – Не Вы ли моя высокопоставленная родственница из Второй Октавы?

Нота взглянула на неё и переспросила:

– Из Второй Октавы?.. Так, пожалуй, нельзя сказать. Видите ли, я живу не в самой Второй Октаве, а немножко до Второй Октавы. Меня так и зовут До Второй Октавы. Но я определённо Ваша родственница.

Нота До горделиво посмотрела на своих спутниц и сказала:

– Вы слышите? Это моя родственница. Сейчас я попрошу её разрешить вам подняться со мной во Вторую Октаву. Впрочем, не знаю, стоит ли! Вас так много – и вы такие шумные… Знаете что: возвращайтесь-ка назад. А я, пожалуй, остаюсь во Второй Октаве.

– Во Второй Октаве? – снова переспросила До Второй Октавы. – Нет, моя дорогая! Вы можете остаться только здесь, у меня, до Второй Октавы. – Она улыбнулась. – Но Ваши спутницы могут подняться и выше!

Тут из Второй Октавы раздались радостные голоса: сначала нота Ре Второй Октавы, а потом и все остальные – Ми Второй Октавы, Фа Второй Октавы, Соль Второй Октавы, Ля Второй Октавы, Си Второй Октавы – бросились встречать своих родственниц. И что за встреча это была! Всю ночь во Второй Октаве не смолкали смех и весёлые разговоры… А к утру надо было собираться домой: Скрипичный Ключ просыпался очень рано – и ему ни в коем случае не понравились бы такие перемещения.

Осторожно спускаясь вниз, ноты из Первой Октавы подобрали по пути и ноту До. Кстати, с этих пор нота До никогда уже не поминала свою высокопоставленную родственницу… впрочем, никто особенно и не спрашивал.

Бабочка села на Цветок и сидела. А Цветку уже пришла пора увядать, потому что наступала осень. И все бабочки, которые сидели на других цветках, давно улетели, чтобы не мешать цветкам увядать. Только эта Бабочка как села, так и сидела.

«Мне пора увядать», – размышлял Цветок, но не увядал, потому что это довольно неприлично – увядать, когда на тебе сидят. И Цветок терпел как мог.

– А ты чего не увядаешь? – спрашивали его другие цветки.

– Да не хочется… – отвечал он, потому что это довольно неприлично – называть вещи своими именами, когда на тебе сидят.

– Хочется тебе или не хочется, а увядать надо, – вздохнул Цветок Справа. – Осень есть осень.

В общем-то, этого он мог бы и не говорить: и так понятно, что осень есть осень, а не весна или, скажем, лето. Но что ж поделаешь: многие обожают говорить то, что и так понятно.

А Бабочка всё это время сидела и молчала, как бы и не понимая, что мешает Цветку увядать. Впрочем, может быть, она в самом деле не понимала. Тогда ей следовало это объяснить!

– Видите ли, Бабочка, – попытался Осенний Ветер, – у меня возникает впечатление, что Вы немножко засиделись на этом Цветке. Кажется, Вам больше не стоит здесь задерживаться… другие бабочки давно улетели.

– Мне нет дела до других бабочек, – равнодушно ответила та. – У других бабочек крылья без полосок, а у меня с полосками, причём с красными. Таких ни у кого не встретишь! – И она с удовольствием предъявила полоски.

Цветку всего и оставалось, что тяжело вздохнуть: это был очень вежливый Цветок.

– Красивые полоски, – улыбнулся Осенний Ветер. – Правда, я не совсем понимаю, при чём они тут…

– Ну, как же! – взбудоражилась Бабочка. – Как же «при чём», когда их ещё мало кто видел? А если я улечу, их и вовсе больше никто не увидит!

– Но осень есть осень, – напомнил Цветок Справа.

– Без Вас знаю, – сказала Бабочка. – Ко мне осень не относится: для всех осень, а для меня лето!

– Так не бывает, – упорствовал Цветок Справа. – Если осень, значит, для всех. И если лето – значит, тоже для всех.

– Только не для тех, у кого красные полоски! – И Бабочка сверкнула полосками под скудным осенним солнцем. – Я, между прочим, намерена просидеть тут целую зиму – это моё дело. Сколько хочу, столько и сижу!

Осенний Ветер ещё немножко покружился над лугом и улетел. А Цветок Справа осыпался: что ж, осень есть осень, как сам же он и говорил – и был, кстати, совершенно прав!

Между тем Бабочка оставалась на прежнем месте и улетать не собиралась.

– Дорогая Бабочка! – не выдержал наконец Цветок. – Извините меня, пожалуйста, но я очень устал. Может быть, мы встретимся с Вами будущей весной? Тогда я как следует отдохну и рад буду опять предоставить Вам свои лепестки.

– До чего Вы всё-таки невоспитанный цветок! – возмутилась Бабочка. – Не кажется ли Вам, что это совершенно неприлично – заявлять мне прямо в глаза, чтобы я убиралась отсюда?

Цветок вздрогнул и забормотал:

– Простите, простите меня, дорогая Бабочка! Это действительно совершенно неприлично, Вы правы…