Псевдо - Виктор Крейг

Мимо нас шелестит черный пакет и вдруг ныряет под одну из припаркованных машин. Цепляется за днище и успокаивается.

– Давай на «ты»? – Святослав первым нарушает тишину. Смерть «знакомого» его не особо расстраивает.

А меня не особо беспокоит. Но не дает покоя его состояние.

– Ночь, улица, фонарь, аптека…

– Конечно, – не отрываясь от наблюдения за «Сеней», отвечаю я.

– Ты врач?

– Судмедэксперт.

– Хм… и как? Нравится? – после небольшой паузы спрашивает он.

– Не всегда.

– Почему так?

Семнадцать колото-резаных ран… Удавление…

– Не знаю, – я пожимаю плечами, не имея особого желания говорить об этом.

– Бессмысленный и тусклый свет…

– Знаешь-знаешь… – вздыхает Святослав. – Каждый знает о том, что и почему съедает его изнутри. Но не каждый готов в этом признаться, особенно самому себе. А ведь оно все, как снежный ком, который в итоге вызовет лавину. Да…

Философия пьяницы? Хотя по внешним признакам не похоже, что он злоупотребляет спиртным. Сейчас, скорее, я смахиваю на алкоголика… И по виду, и по запаху тоже…

Он просто бездомный.

– Живи еще хоть четверть века…

Если у реплик Голоса появится график, то это значительно облегчит мне жизнь.

– Все будет так. Исхода нет…

Откровенничать с бездомным ночью на улице, сидя перед трупом… В этом что-то есть.

Даже Артему я ничего особо не рассказываю. Пусть и ближе него у меня никого нет…

– Да, ты прав… Знаю.

– Значит, рассказывай, – невозмутимо произносит Святослав и садится поудобнее.

Почему бы и нет? Мертвец не будет против. Здравый смысл тоже – его остатки не в силах сопротивляться.

Все страньше и страньше.

– Скажем так, моя специальность привлекает немногих. Кто-то не может привыкнуть к запаху, кто-то к внутреннему наполнению человека, кто-то не выдерживает ситуаций, с которыми приходится сталкиваться… С обстоятельствами смертей. Мы ведь работаем только с насильственными, – начинаю я. – Все это прошло мимо меня. Уж слишком был велик интерес и жажда знаний. Учеба протекала отлично, как и работа. Но… Раньше я работал в танатологическом отделении. То есть, проводил вскрытия и на вызовы не выезжал. А теперь я в дежурке: только вызовы и никаких вскрытий. Хотел себя уберечь, отгородить…

– От чего?

– Умрешь – начнешь опять сначала…

– От вскрытий, – из меня вырывается невеселая усмешка. – От вскрытий детей, подростков… Не могу воспринимать ИХ, как просто работу. Переключаться. У многих выходит. А я все пропускаю через себя… Думал, что проводить осмотры ИХ тел на выездах, будет попроще, чем вскрывать… Но видеть ИХ на местах происшествий, где ИХ убивали, истязали, издевались, насиловали… Детская насильственная смерть… Для меня это самое худшее. То, с чем нет сил справиться.

Я прерывисто выдыхаю и поднимаю взгляд на облачное небо. Робко выглядывает лунный серп…

Семнадцать колото-резаных ран.

– И повторится все, как встарь…

– В общем, оказалось это ничуть не проще и даже хуже. Как там говорят? У Бога на каждого свой замысел? И какой у него был замысел на шестилетнюю девочку, которую из окна выбросила собственная мать? Двадцать первый этаж – мгновенная смерть. Месяц назад мальчишку в лифте средь бела дня забил до смерти его сосед. По синьке, просто так. Пацану было десять лет… А за пару недель до этого девчонка таблеток наглоталась, но лишь проблевалась, и поэтому решила повеситься. Тринадцать лет ребенку… И она повесилась. Знаешь почему? Почему дошла до самоубийства? – я невольно повышаю голос. – Потому что ее насиловал собственный отец. Это ли не замысел Божий?

Я замолкаю и слежу, как лунный серп торопливо скрывается за тучами. Он предпочитает не слышать подобных разговоров.

– Вот в такие моменты мне и не нравится эта работа, – подвожу я черту.

– Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь…[4]

– Сигарету? – Святослав прикуривает от зажженной спички и протягивает мятую пачку обычных не «клаудовских» сигарет.

– Давай.

Едва не закашлявшись от крепости табака, я выдыхаю дым и тру слезящиеся глаза. Вторая затяжка дается легче, но все равно в горле сильно першит. Кажется, что это чувство так и останется со мной до конца жизни.

– Хочешь выпить? – мое предложение становится для всех нас неожиданностью.

– Ну, дела…

Если бы у Голоса была голова, то он бы ей покачал.

– Ты мне? – уточняет Святослав.

– Кому ж еще?

– Да можно… Я-то не против, – бормочет он.

– Полицию надо вызвать. Больше-то некому, – я обвожу взглядом пустые окна и добавляю. – Занятно это, конечно…

Визг шин. Из-за угла выворачивает белый фургон.

Не доехав до нас с десяток метров, останавливается посреди дороги. В свете фар лежит тело «Сени», окоченение которого прошло.

Я отказываюсь что-либо понимать…

Водитель глушит двигатель, неторопливо выходит из машины и сонно потягивается. Дверь со стороны пассажира открывается – на асфальт с недовольным видом спрыгивает брюнетка.

– Ты смотри, парочка из метро. Дежурят что ли?

И правда, создается впечатление, что они несут дежурство. Вот только как им удается прибывать на место происшествия еще до звонков в полицию или скорую? Новый день, а вопросы все те же.

– Кто? – подойдя ближе к нам, спрашивает рыжебородый и вытаскивает из кармана знакомый мне «пистолет». Ловко зарядив его колбочкой все с той же прозрачной жидкостью, он что-то нажимает на рукоятке.

Святослав сидит на месте.

Я сижу на месте.

– Потерпевший и свидетель, – отвечаю я и выбрасываю окурок. – А вам есть до этого дело? Заберете тело, да уедете.

Взгляд рыжебородого выражает некоторое непонимание. Что-то обдумывает. Или вспоминает.

– Ага, – он разворачивается, подходит к «Сене», впрыскивает содержимое колбочки ему в шею и с легкостью взваливает тело себе на плечо. Девушка, переминающаяся с ноги на ногу, отодвигает боковую дверь. То и дело косится на меня.

– Поехали уже! – выкрикивает она.

Закончив с погрузкой тела, они уезжают в совершенно другом направлении.