Последний человек на Луне - Юджин Сернан

Наземная команда и другие пилоты подходят к машине, пока я освобождаюсь от ремней и выбираюсь с видом полного безразличия, и в изумлении качают головами. В носу выемка перед стволом одной из пушек аккуратно забита куском деревяшки – забита настолько плотно, как будто вешку специально выпилили под форму отверстия. По правой стороне тянется разрез от носа до крыла, металлические панели отошли и болтаются, и из-под них сыплются мелкие опилки.

На 15 сантиметров в сторону – и эта вешка вошла бы в воздухозаборник моего двигателя, что закончилось бы взрывом и катастрофой. Это была как раз такая штука, которая может случиться с другими пилотами, но не со мной. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что я сделал нечто действительно глупое и вполне мог сейчас лежать мертвым в пустыне под кучей горящих обломков. Ошибку сделать можно, но глупости недопустимы.

Друзья по эскадрилье утащили меня в офицерский клуб, чтобы как следует выпить, и вручили мне грубо исполненный багряный вымпел с надписью: «Орден гнутой вешки – вручается только живущим, низко летающим летчикам». Разумеется, я посмеялся над этим, потому что по неписаным летным законам не должен был показывать, что мне страшно. За прошедшие месяцы я убедил себя, что я неуязвим и невидим и что пули меня не берут. Я остался горячим летуном, но с этого дня относился с особым уважением к своей опасной профессии.

Сан-Диего, 1958 год. Я в небе. Острая мексиканская пища, холодная сервеза, сёрфинг и бронзовые калифорнийские девушки. «Ну да, бэби, я летаю на реактивных». Им не обязательно знать, что я всего лишь цыпленок, новичок, который только что едва не угробил свою задницу.

Я прибыл на авиастанцию ВМС Мирамар, все еще не имея на счету посадки на авианосец. Это странное положение удалось исправить, когда я получил назначение в 126-ю штурмовую эскадрилью, позывной «Крепкие орешки»[23]. После того, как я потренировался на полосах с нарисованным контуром палубы, они посадили меня в A-4 «Скайхок» и приказали перелететь на «Рейнджер» – третий из построенных суперавианосцев, на наклонной палубе которого было много места. Черт, но почему этот CVA-61 из моей кабины кажется таким маленьким? И почему он все время уклоняется то туда, то сюда? Как может огромный корабль на тихой воде болтаться как детская игрушка?

При первом заходе корабль, казалось, провалился во впадину между волнами. Я настроился на голос офицера, управляющего посадкой, я впился глазами в светящийся танцующий шарик – индикатор, который показывал скорость снижения, и убрал газ почти до сваливания. Внезапно подо мной вспыхнула палуба «Рейнджера», хвостовой крюк зацепил за трос, и я врубил газ на полную. «Скайхок» остановился резким неровным шлепком, явно злясь на то, что ему дали команду лететь, и в то же время его держит стальной трос. Меня же швырнуло вперед на ремни с такой силой, что клацнули зубы, потому что переход от 230 км/час к нулевой скорости был почти мгновенным. Хорошо, Сернан, теперь взлетайте и проделайте это еще одиннадцать раз.

Меня освободили от троса, и я покатился вперед. Палубная команда установила самолет на паровой катапульте, и я салютовал ее офицеру, по традиции показывая, что пилот готов к взлету. От мощного удара моя голова дернулась назад – катапульта вернула меня к скорости 230 км/час, и «Рейнджер» внезапно оказался позади. К концу этого дня, состоявшего из взлетов и посадок на корабль, я получил допуск к полетам с авианосца и теперь уже мог держать голову с должной гордостью. Теперь я действительно стал морским летчиком. Эй, бэби, я летаю на реактивных.

Я был так погружен в собственную реальность на Мирамаре, что почти не замечал, как ускоряется гонка космических спутников. Старты ракет стали уже обычным делом.

В октябре 1958 года у Национального консультативного комитета по аэронавтике, который сокращенно назывался NACA, изменились инициалы и суть – родилось новое Национальное управление по аэронавтике и космосу, то есть NASA. Месяцем позже я получил новое назначение в 113-ю штурмовую эскадрилью, позывной «Стингеры», – часть 11-й авиагруппы, базирующуюся на авианосце «Шангри-Ла». Мне предстояло летать на «скайхоках» – юрких одномоторных штурмовиках, которые мы между собой называли «скутерами». Единственное их назначение состояло в том, чтобы сбрасывать бомбы и обстреливать противника ракетами.

Я отправился в первый боевой поход в западную часть Тихого океана в марте 1959 года на корабле, загруженном тысячами людей и более чем 50 самолетами, чтобы принять участие в патрулировании мира, в котором происходили тревожные события. Около пяти тысяч американских морских пехотинцев отправились в Ливан, чтобы поддержать избранное правительство; повстанцы, возглавляемые Фиделем Кастро, взяли Гавану, а в разделенном Вьетнаме разгоралась партизанская война.

Мы отправились в море как воины Холодной войны, чтобы отточить наши смертоносные умения и показать флаг, почти как старые американские канонерки делали это на реках Китая. В Тайваньском проливе, двигаясь параллельно китайскому берегу, мы часто встречали звенья китайских «МиГов», летящих в противоположном направлении. Они проходили так близко, что мы могли видеть китайских летчиков. Все мы были вооружены до зубов и готовы к бою.

Несколько лет назад, в уже совсем другом политическом климате, я в первый раз прилетел в Шанхай на борту коммерческого пассажирского лайнера и приземлился на военном аэродроме. Я смотрел в окно во время захода на посадку и узнавал некоторые детали. Я уже видел эти места! Я понял, что мы приземлились как раз на один из тех объектов, который был моей целью в те скверные ядерные дни.

Попав впервые в кают-компанию «Шангри-Ла», я огляделся. На борту было несколько эскадрилий летчиков, пилотирующих самолеты с такими именами, как «демоны», «кугуары», «тигры», «небесные воины», «небесные ястребы» и «небесные рейдеры». От 15 до 18 летчиков в каждой эскадрилье, лучшие из лучших по части ручки и руля, и все мы знали, что некоторым не удастся вернуться в порт. У кого-то может отказать катапультирующее кресло, а у кого-то не выдаст необходимый толчок стартовая катапульта, и летчик вместе с самолетом ухнут в воду перед авианосцем, а кто-то просто воткнется в гору или упадет в море. Нельзя считать себя в безопасности, пока ты не приземлился на авианосец, не заехал в лифт, не спустился в ангар и не вылез наконец из самолета.

Там, в Тихом океане, текла обычная военная жизнь. С каждым днем я набирался опыта, летая над открытым морем и благополучно возвращаясь на корабль. Вариантов было два: приземлиться или упасть в море, а падение обычно заканчивалось тихой поминальной службой на летной палубе, причем зачастую не удавалось найти даже тело. Нашу работу слегка осложнял тот факт, что «Шангри-Ла» не относился к тому виду суперавианосцев, что большой и толстый «Рейнджер». Он принадлежал к классу 27C и был перестроенным авианосцем, у которого исходно плоскую палубу заменили на усеченную и ориентированную под углом. Посадочная зона была короче футбольного поля[24] и в плохую погоду выглядела микроскопической, а ночью почти не была видна. Оставалось задержать дыхание и следить за указателем.