Кроме пейзажа - Вадим Ярмолинец

– Слушай, Дима, – сказал Изя, – ты – хороший парень. Я могу у тебя переночевать?

– Ночуй, конечно.

– А что из себя представляет этот район? – спросил Шурик.

Я достал с полки телефонный справочник, в который была вложена подробная карта Бруклина. Развернув ее на столе, я показал Шурику полуостровок на западной оконечности Кони-Айленда.

– Хм, – сказал он, отрываясь через минуту от карты, – пять улиц вдоль и десять поперек. Его можно обойти за полчаса. А чего бы нам не съездить тоже к доктору Максимову?

– В двенадцать часов ночи?

– А как туда еще можно попасть?

– Можно попытаться пройти через пляжи.

– Ты же говоришь, что на пляж едут на машине.

– На машине едут те, кто не хочет оставлять ее в черном районе, который вплотную примыкает к Си-Гейту. А пешком можно пройти без особых проблем.

– Ты можешь нас туда отвезти? – спросил Шурик.

– Кого – нас? – подпрыгнул Изя. – Я никуда не собираюсь ехать! На улице – ночь. Тоже мне, понимаете ли, Шерлок Холоймес! Лучше бы я вообще никому ничего не говорил. Правильно говорит Броня: язык твой – враг мой! Сидел бы тихо, и все обошлось. Они же не знают, что я понял, куда они меня возили.

– Ой, кажется, мы уже наложили полные штаны, – сказал Шурик. – Кажется, даже уже начало пахнуть.

Изя ничего не ответил. Он смотрел на Шурика ненавидящим взглядом и голова его мелко тряслась.

– Короче, вы как хотите, а я звоню в полицию.

Я набрал номер 60-го участка и попросил «офисера» Суареса. Я всегда спотыкаюсь о слово «офисер» с ударением на первом «о», когда речь заходит о полицейских. Дело в том, что у наших иммигрантов это слово ассоциируется с офицерским званием. Между тем офисерами зовут только рядовых ментов, в смысле обычных патрульных. Если назвать так какого-нибудь лейтенанта или капитана, те сильно обидятся.

– Я только что видел его, – ответил дежурный. – Не вешайте трубку.

– Вам крупно повезло, – сказал я Шурику и Изе, прикрыв трубку рукой, и тут же услышал на другом конце провода:

– Дима, привет! Я думал, ты уже спишь!

– Русский репортер никогда не спит, – сказал я наш редакционный лозунг. – Питер, у нас тут произошло похищение.

– Похищение?! Хочешь, чтобы я подъехал куда-то, или ты подъедешь к нам?

Я посмотрел на скорчившегося от ужаса Изю. Полуночная встреча с полицией, которая наверняка затянется на несколько часов, была бы для него слишком большой нагрузкой.

– Я сейчас подъеду.

– Из я, – сказал я вставая, – ложитесь на диван, накройтесь пледом и не высовывайте носа наружу. Я буду часа через два. Спите.

– Я не могу спать без валидола.

– Могу предложить только рюмку коньяка.

– Даже лучше! – сказал Изя.

На лестничной площадке Шурик попросил, чтобы я подождал его, и зашел в свою квартиру. Он появился на улице через несколько минут и сказал решительно:

– Значит так, перед тем как ехать участок, отвезешь меня к этому Си-Гейту.

Я высадил его за несколько кварталов до ворот со шлагбаумом и будочкой, в которой виднелась фигура полицейского. Шурик, сунув руки в карманы брюк и мерцая в темноте сигареткой, направился к шумящему в темноте морю, понемногу забирая вправо. Когда огонек сигаретки исчез, я развернулся и поехал в участок.

Суарес, к счастью, не заставил меня ничего писать, а составил рапорт сам. После чего ушел к стойке диспетчера, и скоро я увидел, как тот подозвал несколько куривших и обменивавшихся шумными шутками детективов в джинсах и коротких куртках. Суарес стал объяснять им, что случилось, и лица у них посерьезнели. Получив указания, они молча вышли из участка. Суарес вернулся и сказал, что все под первоначальным контролем.

– Этот дед никуда от тебя не уйдет? – спросил он.

– Вряд ли. Он перепуган насмерть.

– А ты уверен, что он за собой никого не привел?

– Надеюсь, что никого.

– Все равно нам придется его потревожить. – Он взял ключи со стола. – Ну что – поехали?

– Поехали, – ответил я, с тоской осознавая, что мой короткий отпуск начинается с бессонной ночи.

Еще два слова о Питере Суаресе. Он родился в Доминиканской Республике, но вырос в Нью-Йорке. После школы пошел в полицейскую академию, но, уже работая патрульным, женился на пробивной девушке, которая решила продвинуть его по службе в соответствии со своими представлении об американской мечте. С ее подачи он поступил в школу уголовного права Джона Джея, получил свою нынешнюю должность и сменил ментовскую форму на скромный серый костюмчик. Судя по всему, следующим его местом работы должна была стать окружная прокуратура. В участке он отвечал за связи с общиной. Это должность была создана специально для укрепления доверия между полицией и местными жителями. Раз в месяц Суарес созывал местную общественность на встречу с командованием участка, где та высказывала свои пожелания и предложения по поводу положения дел в районе. Эта система работала замечательно, поскольку у людей был как бы свой человек в полиции, с которым можно было обсудить массу вопросов, не требовавших срочного вызова машин с сиренами и собаками, как выразились только что мои друзья. Скажем, появление бездомных на бордвоке или подозрительных молодых людей в сквере. Полиция таким образом получала информацию о том, что происходит в районе и временами даже реагировала на нее. Особенно если близились выборы и на собрания в участок начинали ходить местные политики и их потенциальные сменщики. Перед выборами они начинали сильно болеть за безопасность электората. Я ходил на эти собрания как представитель местной прессы. Суарес явно ценил во мне то, что я не гонялся за дешевыми сенсациями и не раздувал из мух слонов. Поэтому мы были с ним почти в приятельских отношениях.

Как бы ни любил свою работу репортер, всегда бывают дни, когда он начинает завидовать тем, кто работает с девяти до пяти, независимо даже от того, какую зарплату они получают. Не без того, что зарплата определяет отношение человека к самому себе – богатый уважает себя больше, чем бедный, но это не делает первого счастливей. Я знаю сколько угодно несчастных богатых людей. Они болеют так же, как бедные. Им изменяют жены. Обычно от скуки и, как правило, с другими богатыми. Поскольку те богатые такие же скучные, как и мужья, они в конечном итоге возвращаются в семью. Наверное поэтому у богатых процент разводов меньше, чем у бедных. Потом богатые супруги понимают, что делить все нажитые ими материальные блага так сложно и накладно, что в целях экономии они предпочитают терпеть друг друга. Наша эмиграция не знала ни одного шумного бракоразводного процесса. Если терпеть уже совсем невмоготу, один из супругов предпочитает убить второго, но не доводить дело до суда. У нас тут была одна Рита Глузман, так она порубила родного мужа на куски. Интересно, что помогал ей в этом даже не любовник, что хоть как-то объяснило бы эту кровавую историю, а брат. Кое-как отмыв квартиру и упаковав останки в пластиковые пакеты для мусора, брат пошел топить их в реке. Там он наткнулся на полицейского, обратившего внимание на то, что у этого самодеятельного мясника штаны по колено в крови.