Дикие лошади - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, если я схожу через дорогу к вашей подруге Бетти, — предложил я, — и попрошу ее составить вам компанию?
— Хорошая идея, — одобрил Робби Джилл.
— В этом нет необходимости! — воспротивился Пол.
— Еще несколько рано, дорогой, — запротестовала было Доротея, посмотрев на часы, но тем не менее в глазах ее появилась надежда.
Я перешел через дорогу к дому ее подруги и разбудил мужа подруги, чье первоначальное раздражение перешло в примирительное пожатие плечами.
— Бедный старикан, — сказал он, очевидно, имея в виду Валентина. — Мы присмотрим за Доротеей.
— С ней ее сын Пол, — сообщил я ему.
— Бетти, — сказал он с нажимом, — придет очень быстро.
Я улыбнулся владельцу щетинистого подбородка, мятой пижамы и теплого халата. Пол, кажется, на любого приличного человека производит гнетущее впечатление.
Я подождал, пока Бетти не перешла через дорогу, такая же пухлая и милая, как Доротея, и пока не уехал Робби Джилл. За это время Пол успел полдюжины раз сказать, что в моем присутствии нет необходимости. Пока он где-то в другом конце дома надоедал доктору, Доротея виновато сообщила мне, что она заперла гостиную Валентина, просто на всякий случай, и спрятала ключ в розовой вазе в ее спальне.
Я с улыбкой поцеловал ее в щеку и поехал на работу, опаздывая на полчаса, но не собираясь оправдываться.
Репетиция и установка освещения заняли все утро. Всех бессловесных персонажей, членов Жокейского клуба, следовало усадить в кресла и прорепетировать с ними их реакцию на долгую яростную защиту Нэша Рурка.
— Здесь возмущение, — пояснял я, — потом недоверие, приподнять ладонь, уронить карандаш, смотреть сердито… Вы думаете, что этот человек виновен, что он лжет. Все отлично, прогоним это еще раз.
И опять, и опять, а Нэш стоял, повторяя свою речь, и перед каждой следующей фразой делая паузу, чтобы Монкрифф мог окончательно установить свое осветительно-съемочное оборудование. Сиббер во главе стола, как обычно, отпускал сальные шуточки и пренебрежительно отзывался о правительстве в нормальной занудной манере старого актера, который давно расстался с надеждой сыграть Гамлета. Сиббер — я называю большинство актерского состава по именам их персонажей, — так вот, Сиббер собирался выдать на-гора столько истины и страдания, что ему осталось бы только ссыпать в закрома хорошие отзывы.
Я же ожидал от него другого. Чего и добивался.
Мы сделали краткий перерыв на ленч. Нэш Рурк появился вовремя, чтобы загримироваться, и молча прошел на освещенную площадку, чтобы Монкрифф проверил, соответствует ли цветовая гамма в этом свете натуральной.
Из-за того что Нэш в одиночку репетировал предыдущим вечером, «члены Жокейского клуба» не были готовы к тому, что им предстояло увидеть, и мне отчасти хотелось запечатлеть их невольную реакцию. Я предложил снимать сцену без репетиции. Она должна была продолжаться от начала до конца, что бы не пошло иначе, чем было запланировано.
— Начинаем, — скомандовал я. — Без остановок. Идет?
Все кивнули, хотя тут и там было замечено сомнение. Не считая невоспроизводимых сцен, где занято пять сотен статистов, первый прогон редко можно увидеть на экране.
Устав от бесконечных экспериментов, Нэш наконец понял, чего я хочу, но понимание не гарантировало, что он сможет это совершить. Однако в этот день по каким-то своим мотивам он решил выложиться полностью и играл с такой напряженной силой, что рты вокруг стола открывались в настоящем недоверии. Монкрифф говорил потом, что у него волосы на голове встали дыбом, кроме тех, что прилипли от пота. Сиббер инстинктивно сполз и вжался в кресло, когда Нэш как грозовая туча навис над ним, и через секунду или две мертвого молчания, когда я сказал, почти не дыша: «Стоп, берем» — операторы и актеры зааплодировали.
Нэш на это только пожал плечами.
— Что ж, это сильно написано…
Он развернулся и пошел из внутреннего пространства стола-подковы туда, где стоял я.
— Ну? — сказал он.
Я был практически безгласен.
— Давайте, — потребовал Нэш. — Скажите это. Скажите: «Прогоним это снова».
Его глаза смеялись.
— Прогоним это снова, — произнес я.
Мы переставили и перенастроили камеры и повторили сцену еще два раза. Все три прошли чудесно, без накладок, и все три были приемлемы, но не только я считал, что первая сцена — это электрический ток без изоляции.
— Этот человек способен убить, — задумчиво сказал о Нэше Монкрифф.
— Он играл.
— Нет. — Монкрифф слегка вздрогнул. — Я хочу сказать — на самом деле.
Говард проведал, что сцена расследования — пока лучшая из всего фильма. Он услышал от десятка разных людей, что Нэш сказал: «Это сильно написано», но Говард знал, что по его сценарию Нэш не должен был кричать.
— Вы! — яростно зашипел он, уставившись на меня через маленький стол в баре отеля «Бедфорд Лодж» — слишком людном месте, чтобы как следует выразить эмоции, — вы изменили сценарий.
— Ну, не очень сильно, — примирительно ответил я. — Большинство слов в нем, безусловно, ваши.
— Но не чувства, — не успокоился он. — Вы умышленно извратили мои намерения. Вы велели Нэшу потерять контроль и угрожать Сибберу. Вы велели ему выглядеть убийцей, вы сделали это, иначе он не смог бы и подумать об этом, прочитав то, что написал я.
— Послушайте, Говард, — смиренно сказал я, — нам лучше раз и навсегда прийти к пониманию. Я не хочу ссориться с вами. Я хочу, чтобы мы работали вместе и сделали хороший фильм. Вы подписали контракт…
— То, что вы считаете хорошим фильмом, — перебил он, — и то, что я считаю фильмом по своей книге, — это совершенно разные вещи. Все, о чем заботитесь вы, — это то, сколько денег он принесет.
Для успокоения нервов я сделал большой глоток коньяка (к черту безалкогольную этику!) и решил объяснить несколько основных принципов киномира витающему в облаках идеалисту, сидящему напротив меня. Его аккуратные круглые очки поблескивали поверх серьезных карих глаз, а узкие губы были обиженно поджаты.
— Я — это имя, — настаивал он. — Мои читатели ожидают утонченности, сдержанности и психологической глубины. А вы предлагаете им секс и жестокость.
— Хотите еще водки с клюквенным соком?
— Нет.
— Говард, — сказал я, — разве вы не понимаете, на что согласились? О'Хара собрал воедино команду, ради которой фильм финансируется одной из семи ведущих киностудий. Как ни жаль, она не может вкладывать деньги в унылые, слюнявые ленты, которые можно крутить только в элитных киноклубах. Бизнес предназначен для того, чтобы получать прибыль. Такова изнанка, Говард.
— Это непристойно, — с осуждением произнес он.