Золотая девочка - Светлана Лубенец

– Ты ей это сразу и сказал? – лукаво улыбалась Люська, поглядывая на маму в дверях. – И она тут же пала в твои объятия?

– Ну что ты! Мне потом еще долго завоевывать ее пришлось. Но ты же знаешь, какой я настойчивый. Она никуда не смогла деться!

– То есть ты хочешь сказать, что первым маму заметил, а потом с трудом добился ее расположения? – Люська опять глянула на маму, а та весело подмигнула ей обоими глазами, по очереди.

– Именно так, Люська. Они тогда на своей грядке так умаялись, что головы на нас с Сашкой от картошки и не поднимали. Где им было нас рассмотреть! Так что, милая моя, если бы я на маму внимания не обратил, не сидела бы ты тут сейчас под моим боком, – отец поцеловал Люську в щеку и легонько оттолкнул от себя. – Ну все, ребенок, дай-ка мне часок отдохнуть с дороги. Разбередила, понимаешь, душу…

Люська достала из шкафа плед, заботливо укрыла им отца и пошла с мамой в обнимку на кухню пить чай.

Что касается Каретникова, Люська сказала себе: «Я его не знаю, не знала никогда и знать не хочу» – и стала учиться с этим жить. Сначала у нее получалось плохо, тем более что Артем в школе постоянно попадался ей на глаза и даже несколько раз пытался заговорить. Люська тогда зажмуривалась, закрывала руками уши и уходила прочь, не оборачиваясь. Потом она освоила тренинг. Смотрела на парней из старших классов и убеждала себя: «Вот этот брюнет очень даже симпатичный. Я его не знаю, и ничего – живу. И с этим ослепительным блондином я не знакома – и не умираю. И Артема Каретникова – не знаю, знать не желаю и не умру!»

Наташка Драгомилова такие ее действия одобряла и советовала еще одно верное народное средство под названием «клин клином вышибают».

– Ты, Люсь, влюбись в кого-нибудь другого, – в который раз убеждала она подругу. – Это верняк! Можно, конечно, и в Изотова… Тоже ведь вариант… Но лучше в Парфенова из 10 «Б».

– Здрасте, в Парфенова… – бесцветным голосом отвечала Люська. – Он, конечно, спит и видит в своих снах мою веснушчатую физиономию.

– Опять ты за свое! – злилась Драгомилова. – При чем тут твои веснушки? Они же не порок, а отличительная особенность! Возьмем, к примеру, Николь Кидман. Ее лицо…

– Наташка, замолчи! – в изнеможении кричала Люська. – То я тебе Бритни Спирс, то Кидман… Совсем обалдела!

– Ничего не обалдела. Я от своих слов не отказываюсь. Фигурой ты – в Бритни Спирс, а лицом – вылитая Кидман!

– Издеваешься, да? У Кидман лицо худющее, а у меня щеки из-за спины видать.

– Ну и что! Веснушками ты – в Кидман, а щеками… – Наташка задумалась, и Люська за нее закончила:

– А щеками я – в Вупи Голдберг, только бледнолицую! И вообще, где ты у Кидман веснушки видела? – не дожидаясь ответа, Люська захлопнула учебник химии, в который за разговорами так и не успела заглянуть, и поплелась в класс, твердя: «Я его не знаю, не знаю, не знаю… и вообще, завтра же влюблюсь в Изотова или в Парфенова… сегодня что-то не хочется…»

После химии Наташка догнала Люську в коридоре и потянула за рукав:

– Люсь, ну погоди! Ну, честное слово, нельзя так убиваться, когда в классе происходят такие интересные вещи.

– Какие еще вещи? – Люська раздраженно отцепила Наташкину руку от своего свитера.

– Неужели ты ничего не замечаешь?

– И что я должна была заметить?

– А то! Киркор сегодня всю химию в тетрадочке писал, как пай-мальчик!

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну»! Во наша староста дает! Стоило только ей сесть рядом с Филькой – и вот результат. Давно надо было, а то все собрания, собрания… Лаевскому они как мертвому припарки. А тут личный контакт… и все такое… Слушай, Люсь! – Наташкины глаза засверкали от страшной догадки. – А может, наш Филиппок в Ленку влюбился? А? Такое бывает. Знаешь, это как… преступники, бывает, влюбляются в женщин-следователей или в тех, кто им письма в тюрьмы пишет, – и исправляются!

Люська молчала. Ей очень хотелось сказать Драгомиловой, что тут все как раз наоборот произошло: сначала Прокопчина влюбилась в Киркора, а потом уж пошли тетрадочки по химии, но все-таки не произнесла ни слова. Она же обещала Лене молчать. А Наташка между тем продолжала тарахтеть:

– Я сегодня Лаевского специально разглядывала и решила, что он очень даже ничего, действительно похож на Киркорова. Вот видишь! – она опять цапнула Люську за рукав. – Свет клином на твоем подлеце Каретникове не сошелся! Так что стоит хорошенько присмотреться – добро прямо под ногами валяется, а мы не замечаем.

– Что ты несешь, Наташка? – Люська поморщилась.

– А то! Если бы ты не пересела к Изотову, Киркор мог тебе достаться. Надо было только подход к нему продумать.

– О-о-о! – взвыла Караваева и устремилась вперед по коридору.

На крыльце школы Драгомилова опять догнала Люську.

– Наташка! – Караваева поспешила обратиться к подруге первой, чтобы та не успела открыть рот. – Я сейчас еду в библиотеку за материалами к реферату по химии. Если хочешь, поедем со мной. Только прошу тебя – больше ни слова о Киркоре!

– Да пожалуйста… О ней же беспокоятся, а она… – слегка обиделась Наташка.

Люська подхватила Драгомилову под руку, и они направились к троллейбусной остановке. В троллейбусе, быстро справившись со своей легкой обидой, Наташка начала озираться по сторонам и зудеть над Люськиным ухом, как комар:

– Люсь, ты посмотри, вон впереди сидит парень. Очень ничего! Стрижечка классная. Хочешь, познакомимся?

– Отстань, – вяло отмахивалась от нее Люська и тупо смотрела в окно.

После очередной остановки автобуса Наташка сменила настойчивый тон на удивленный:

– Ой, Люсь! Справа двое ребят так на нас смотрят, прямо не могу!

– Отстань, – снова сказала Люська, не поворачивая головы.

– Люся, я серьезно, – затеребила подругу за рукав Драгомилова. – Люсь, я не вру: прямо глаз не сводят.

– Хватит меня трясти! – рассердилась Люська и повернула голову в ту сторону, куда стреляла глазами Наташка.

Недалеко от дверей стояли два парня в черных кожаных куртках и действительно в упор разглядывали подруг. Один молодой человек показался Люське знакомым, только она никак не могла вспомнить, где его видела, а во втором сразу узнала того самого парня, который так же не сводил с нее глаз, когда они ехали с Каретниковым в театр. Люська долгим взглядом посмотрела ему в глаза и подумала: тут, пожалуй, точно верняк. Она явно нравится этому кожаному молодому человеку. Почему бы не построить ему глазки? Как там Наташка говорила, «клин клином», что ли?

– Люсь, ну а эти тебе как? – жужжала ей в ухо Наташка. – Ничего, да? Особенно тот, рыжеватенький!

– Нормально, – выказала наконец некоторую заинтересованность Люська. – Только я что-то не понимаю: а как же Стельманчук?