Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920 - Виктор Михайлович Чернов

каком логове Распутин видел этот сон? А вдруг в тот момент «Друг» был окружен шпионами, так и вившимися вокруг него? Хвостов рассказывает, как Распутину, собиравшемуся в Царское Село, давал инструкции германофил Дмитрий Рубинштейн, банкир и спекулянт: последнему было необходимо выяснить, в каком направлении будет осуществляться наступление. Рубинштейн говорил, что хочет выяснить, стоит ли покупать строевой лес в Минской губернии. Распутин выяснил это. А потом в письмах мужу царица удивлялась, «как все вокруг знают то, что положено знать только хорошо информированным членам ставки». Картина складывается ужасная даже в том случае, если сам Распутин являлся всего лишь нечаянным осведомителем немецких шпионов. В то время как одна воюющая сторона использует все ресурсы военной науки и техники, весь свой опыт и гений, другая сторона рискует сотнями тысяч солдатских жизней из-за пьяного сна какого-то невежественного и развратного юродивого!

   Дальше ехать было некуда. После этого ничуть не удивительно, что в убийстве Распутина, организованном Пуришкевичем из-за любви к стране и династии, принимал участие великий князь Дмитрий Павлович. После войны царица была готова свести счеты с Николаем Николаевичем, с «черномазыми дочерьми» (черногорскими принцессами) и другими родственниками, которых подозревала в намерении лишить ее мужа престола, а ее самое заключить в монастырь. Но те тоже не дремали. Однажды посреди ночи председателя Государственной думы Родзянко разбудил телефонный звонок. Его приглашала к себе великая княгиня Мария Павловна, вдова великого князя Владимира. При этом она была так настойчива и таинственна, что Родзянко «волей-неволей подумал о заговоре». На следующий день за завтраком великая княгиня «заговорила о внутреннем положении страны и недееспособности правительства, Протопопова и императрицы. Произнеся имя последней, она пришла в ярость и сказала, что императрица губит страну, что из-за нее опасность грозит царю и всей его семье, что такое положение вещей больше терпеть нельзя, что его нужно изменить, уничтожить, отстранить...

   Желая понять, что именно она имеет в виду, я переспросил:

   – Отстранить? О чем вы говорите?

   – Ну, я не знаю... Нужно что-то предпринять, придумать... Сами понимаете... Дума должна что-то сделать... Она должна быть уничтожена...

   – Кто?

   – Императрица.

   – Ваше высочество, – сказал я, – позвольте мне считать, что нашего разговора никогда не было... Иначе данная мною присяга обязывала бы меня пойти к императору и доложить...»

   Родзянко говорил, что великая княгиня долго не могла решиться на этот разговор, но ее убедил сын, великий князь Кирилл Владимирович – тот самый, который впоследствии специальным манифестом объявил себя «императором всея Руси» Кириллом I и заявил, что будет править вместе с Советами. Во время революции он предоставил свой полк в распоряжение Государственной думы и украсил свой мундир революционным красным бантом.

   Приближался трагический конец русских Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Русские орлеанцы уже перешли в наступление. У них был собственный «Кирилл Эгалите».

   Это стало началом внутреннего краха династии. До краха внешнего было подать рукой.

   Однако один шанс на спасение еще оставался. Требовалось застать страну врасплох, заключить сепаратный мир и объявить реакционную диктатуру.

   Казалось, такая попытка будет сделана. 4 февраля 1917 г. русского посла в Христиании [ныне Осло. – Примеч. пер.] Гулькевича посетил болгарский посол в Берлине Ризов. Он попросил телеграфировать в Петроград «о желании Германии заключить мир с Россией на чрезвычайно выгодных для последней условиях». Ризов говорил, что действует по собственной инициативе, но, как выяснил Гулькевич, «не оставалось ни малейшего сомнения в том, что он действовал по германским инструкциям». Ради проформы Гулькевич ответил отказом, но, конечно, тут же телеграфировал в Петроград и получил в ответ приказ: «Если Ризов предпримет повторные шаги, внимательно выслушать его и уточнить, о каких именно условиях идет речь».

   Граф Чернин [австрийский министр иностранных дел. – Примеч. пер.] в своих мемуарах говорит о «полномочном представителе одной из нейтральных стран», который предложил ему «вступить в переговоры с одной из вражеских стран без ведома остальных». Граф «ни секунды не сомневался в том, что речь идет о России». Чернин повторил прежнее предложение «Эрни» – организовать встречу полномочных агентов в каком-нибудь нейтральном государстве. Но было уже поздно. Вместо «полномочного агента» он получил известие о революции в России.

Глава 3

Думская оппозиция    

В своей книге «История второй русской революции» Милюков, лидер буржуазной либеральной партии кадетов, предлагает довольно оригинальную интерпретацию Февральского переворота. По его мнению, этот переворот начался как стихийное движение, «абсолютно бесформенное и бесцельное». Но затем свою роль сыграл новый фактор, оказавшийся решающим. «Вмешательство Государственной думы придало уличным демонстрациям цель, дало им знамя и лозунг, после чего мятеж превратился в революцию, которая свергла старый режим и династию».

   Милюков утверждает, что «Государственная дума уже многое сделала для этого во время войны и особенно во время «прогрессивного блока».

   Однако в России версия Милюкова менее распространена, чем за ее пределами. Тон иностранным концепциям того, что случилось в России, задало сообщение Милюкова, который был первым министром иностранных дел революционного Временного правительства. В своей радиограмме от 3 марта он изобразил ход революционных событий еще проще: «Вечером 28 февраля председатель Государственной думы получил указ царя отложить ее сессию до апреля. В то утро на улицу вышли рядовые Волынского и Литовского полков и организовали демонстрацию в поддержку Государственной думы. К вечеру возбуждение нижних чинов и населения достигло опасного уровня. Исполнительный комитет Государственной думы принял решение взять на себя исполнительную власть. В последующие дни беспорядки охватили пригороды столицы, и опасность стала зловеще нарастать. С целью предупредить анархию Временное правительство использовало военных, которые сумели положить конец уличным безобразиям и восстановить порядок».

   Левые революционные круги отвергают версию Милюкова. Даже председатель Думы Родзянко много раз протестовал против «принятия на веру далекого от истины утверждения, что четвертая Государственная дума подготовила, создала, вдохновила и воплотила в жизнь государственный переворот 28 февраля и революцию».

   Чтобы решить, на чьей стороне правда, нужно тщательно изучить настроения как Думы в целом, так и представленных в ней партий с момента объявления войны до февраля 1917 г.

   Сразу после начала войны думская фракция кадетов во главе с Милюковым публично заявила, что «хотя фракция не отказывается от своей точки зрения на необходимость реформирования России», однако «в данную минуту перед нами стоит другая задача, величественная и прекрасная... Мы боремся за освобождение нашей родины от иностранного вторжения; в этой борьбе мы все едины; мы не выставляем ни условий, ни требований, а просто кладем на весы наше твердое желание победить врага».

   Ранее во время борьбы с революцией 1905 г.