История моих животных - Александр Дюма

В конце концов, этому горю уже ничем не поможешь.

Итак, торговец обратился ко мне с елейным видом продавца, твердо решившего сбыть вам товар, который вы еще не решили купить: «Господин Дюма, вас устроят моя мартышка и мой попугай?»

Надо было бы заменить в слове всего две буквы, чтобы придать ему настоящий смысл: «Господин Дюма, вас расстроят моя мартышка и мой попугай?»

— Так! — ответил я. — Раз вы меня знаете, вы продадите мне вашего попугая и вашу обезьяну за двойную цену.

— О господин Дюма, как вы можете так говорить! Нет, с вас я не стану запрашивать. Вы мне заплатите… скажем…

Торговец сделал вид, что пытается вспомнить, за какую цену сам их купил.

— Вы заплатите мне сто франков.

Должен сказать, я задрожал от радости. Я не очень точно знаю рыночную цену обезьян и попугаев, но мне показалось, что сто франков за два подобных создания — неслыханно дешево.

— Только должен вам сказать, как честный человек, — продолжал торговец, — что попугай, возможно, никогда не заговорит.

В моих глазах это удваивало его стоимость. Значит, у меня будет попугай, который не прожужжит мне уши своим неизбежным «Ты покушал, Жако?».

— Ах, черт! — ответил я. — Вот это досадно.

Но как только я это сказал, мне стало стыдно за себя: я солгал, и солгал в надежде добиться скидки, тогда как торговец сказал правду, рискуя обесценить свой товар.

И, охваченный угрызениями совести, я предложил ему:

— Послушайте, я не хочу с вами торговаться, я даю вам за них восемьдесят франков.

— Берите, — без колебаний согласился торговец.

— Только давайте договоримся, — продолжал я, поняв, что меня обворовали, — восемьдесят франков за обезьяну с клеткой и попугая с жердочкой.

— Конечно, мы так не уславливались, — ответил продавец, — но я ни в чем не могу отказать вам. Вы можете похвастаться тем, что позабавили меня своим «Капитаном Памфилом». Ну, нечего сказать, — вы знаете животных, и я надеюсь, эти двое у вас не почувствуют себя несчастными. Берите клетку и жердочку.

Клетка и жердочка от силы стоили сорок су.

Как предложил продавец, я взял клетку и жердочку и, возвращаясь в гостиницу «Адмиралтейская», напоминал поддельного Робинзона Крузо.

В тот же вечер я выехал в Париж, один заняв все переднее сиденье в дилижансе до Руана.

Говоря, что занял его один, я имел в виду себя, мою мартышку и моего попугая.

От Руана до Пуаси я добрался по железной дороге, а от Пуаси до виллы Медичи — в двухместной берлине, которую нанял в столице графства короля Людовика Святого.

Мне нет необходимости говорить вам, что мадемуазель Дегарсен и Бюва еще не были так окрещены, поскольку я привык давать имена, прозвища и клички моим сотрапезникам, основываясь на их достоинствах или на физических и нравственных увечьях.

Они назывались просто «мартышка» и «ара».

— Скорее, скорее, Мишель! — сказал я, входя. — Вот вам клиенты.

Прибежавший Мишель принял из моих рук клетку мартышки и садок попугая, откуда его хвост торчал словно наконечник копья.

Я заменил на садок, заплатив за него три франка, жердочку, которая обошлась мне в двадцать су.

— Смотри-ка, — произнес Мишель. — Это самка сенегальской мартышки — cercopithecus saboea.

Я взглянул на Мишеля с глубочайшим изумлением.

— Что это вы сейчас сказали, Мишель?

— Cercopithecus saboea.

— Так вы знаете латынь, Мишель? Тогда вам бы надо поучить меня на досуге.

— Латыни я не знаю, но знаю свой «Словарь естественной истории».

— Ах, черт возьми! А это животное вы тоже знаете? — спросил я, вытащив попугая из его садка.

— Это? — сказал Мишель. — Еще бы мне его не знать! Это голубой ара — macrocercus ararauna. Ах, сударь, почему же вы не привезли самку вместе с самцом?

— Чего ради, Мишель, раз попугаи во Франции не размножаются?

— Вот в этом вы как раз ошибаетесь, — возразил он.

— Как, голубой ара размножается во Франции?

— Да, сударь, во Франции.

— На юге, может быть?

— Нет, сударь, для этого нет необходимости быть на юге.

— Тогда где же?

— В Кане, сударь.

— Что? В Кане?

— В Кане, в Кане, в Кане!

— Я не знал, что Кан расположен на такой широте, где попугаи способны размножаться. Сходите, Мишель, принесите мне Буйе.

Мишель принес мне словарь.

— «Каде де Гассикур» — не то… «Кадуцей» — не то… «Как» — совсем не то… «Кан»…

— Сейчас увидите, — пообещал Мишель.

Я стал читать:

— «Кадомус, главный город департамента Кальвадос, на Орне и Одоне, в 223 километрах на запад от Парижа, 41 876 жителей. Королевский суд, суд первой инстанции и торговая палата…»

— Вот увидите, — сказал Мишель, — сейчас будет про попугаев.

— «Королевский коллеж; юридическая школа; академия…»

— Горячо!

— «Широкая торговля гипсом, солью, лесом… Захвачен англичанами в 1346 и 1417. Вновь отбит французами…» и так далее. «Родина Малерба, Лефевра, Шорона…» и так далее. «9 кантонов — Бургебюс, Виллер-Бокаж…» и так далее, «… и Кан, который считается за два; 205 коммун и 140 435 жителей. Кан был столицей Нижней Нормандии». Вот и все, Мишель.

— Как! В вашем словаре не сказано, что ararauna, то есть голубой ара, размножается в Кане?

— Нет, Мишель, здесь этого не сказано.

— Ну, хорош же ваш словарь! Подождите, подождите, я схожу за другим, и вы увидите.

Действительно, через пять минут Мишель вернулся со своим «Словарем естественной истории».

— Вот увидите, вот увидите, — повторял Мишель, в свою очередь открывая словарь. — «Перитонит», не то… «Перу», не то… «Попугай» — вот оно! «Попугаи моногамны…»

— Мишель, вы так хорошо знаете латынь; известно ли вам, что означает слово «моногамны»?

— Полагаю, это означает, что они могут петь на все лады.

— Нет, Мишель, нет, совсем другое; это значит, что у них всего по одной жене.

— А-а, — сказал Мишель, — вероятно, это происходит оттого, что они говорят, как мы… Смотрите, я нашел! «Долгое время считалось, что попугаи совершенно не размножаются в Европе, но доказано обратное…» и так далее и так далее «… одной парой голубых ара, жившей в Кане…» В Кане, вот видите, сударь…