«Сварщик» с Юноны 2 или Медведь просыпается - Сергей Трунов

не стоило. И я правильно поступил, начав бой с разведки. Такие удары, какими пользовался Толстой, в боксе уже давно не применялись. Да, может быть, они вовсе не из бокса. Но кулаки его летали словно поршни у меня то перед лицом, то перед туловищем, то над головой. Пару досталось по корпусу, мощно - кулачищи-то что пушечные ядра! - но бестолково, погасил проворотом и отходом. Один раз Не успел голову пригнуть, чувствительно проехал по скальпу.

Разведка боем быстро дала необходимые для контратаки сведения, я перешел от обороны к нападению.

Поднырнул под прямой правый в голову влево наружу, толкаюсь опорной левой ногой, раскручиваю торс вкладываю всю мощь мышц в боковой удар в голову противника. Когда тот отклонился, добавил правый нижний в печень. Потом ещё двойку по корпусу.

Толстой, хотя и стоял на ногах, Но как говорят боксёры "поплыл", закачался, взгляд расфокусировался, а Руки Хотя и держал перед собой, но отмахивался вяло. Я готовился уже нанести решающий удар, гонг - "Бооом!" - оборвал поединок.

Отдышавшись, я спросил: - Продолжим? Или достаточно, Фёдор Иванович?

- Нет, продолжим, - упрямо мотнул головой он.

В следующем раунде я провёл классическую связку-тройку: прямой левой, нырок под встречный правый с нижним правым по корпусу, и распрямляя ноги прямой в челюсть. Вы наверное заметили: да-да, я левша.

Если бы мой секундант - художник растерялся - Толстого не подхватил, тот хлобыстнулся бы плашмя на спину и , несмотря на то, что Манеж посыпан опилками, это могло бы дорого обойтись его затылку.

Пришлось брызгать водой в лицо нокаутированного, чтобы мой противник пришёл в себя. Он кое-как, с нашей общей помощью, сел, непонимающе озираясь, поднял глаза. Потом его взгляд сфокусировался: Ну, Николай Петрович, силён! - и он протянул мне правую руку. Я помог ему подняться.

Так мы помирились с Толстым и стали хорошими приятелями. А предложение возглавить оперативную службу КОИ, корпуса охраны Императора, Фёдор Иванович принял с блеском в глазах азартно потирая руки: в свите из светских шалопаев, окружающих молодого Александра I он чувствовал себя как щука в пруду с карасями.

Февраль-март 1807, Кёнигсберг

"Братцы"-казаки сноровисто завернули за спину руки флигель-адьютанту Александра I. Последний, сидевший за столом напротив и нисколько не напуганный, а скорее заинтригованный, укоризненно покачал головой: - Что же это Вы, Василий Сергеевич?

Голицын, не отошедший от потрясения глухо проронил: - Простите, Государь, бес попутал.

- Пойдёмте-ка, князь, расскажете нам про сего беса поподробнее, - хлопнул его по плечу Толстой.

Покушавшегося на Императора Российской Империи увели. Ему было невдомёк, что за всеми его действиями следили с момента получения золотых дукатов в Британском посольстве, а порох в пистолете попросту тупо залили вином. Да-да, вот так вульгарно испортили вино.

Задержанного привели в кабинет Граббе, прикомандированного к Александру I в роли военного советника. Но эта роль для прикрытия, а по совместительству владелец помещения по моей просьбе возглавлял КОИ, корпус Охраны Императора. И об этой роли знали единицы. Сейчас же всё представлено так, словно кроме Граббе допросить задержанного некому.

Не знал и "Кулик", потому что прямо с порога понёс околесицу, нажимая на чувства, мол, царь задел его честь дворянина и офицера. Граббе поморщился: - Василий Сергеевич, а сколько точно было в кошеле, что Вы, князь, получили, - он заглянул в свои записи: - 13 января сего года от Бредшоу,помощника Британского посла в Санкт-Петербурге? А то мы не успели сосчитать, слишком проворно Вы транжирить принялись.

Бывший флигель-адьютант побледнел, несколько секунд глядел на Граббе выпученными от суеверного ужаса глазами, затем обмяк: - Что со мною будет, Павел Христофорович?

Граф Граббе положил карандаш: - Вот что, князь, хватит дурачиться, всё Вы прекрасно знаете. Знаем и мы, как видите. Поэтому говорю я с Вами лишь из сочувствия к Вашему батюшке, достойно служившему Государю и честь свою ничем не запятнавшему. Сейчас Вас отведут в приспособленную под узилище комнату и выдадут карандаш да бумагу, пишите последние письма, прощайте, - Граббе встал, давая понять, что разговор окончен.

"Кулик" дёрнул головой: - Что ж, никогда не думал, что придётся умереть предателем, болтаться на висилице... - он тяжело поднялся: - Павел Христофорович, если я ещё хоть чем-то могу послужить России и Императору до момента исполнения приговора, я готов. Отсрочки не прошу, заслужил. - он кивнул хозяину кабинета и шаркающей походкой направился к двери. И, когда уже взялся за ручку, Граббе будто в раздумьи спросил: - Василий Сергеевич, а смогли бы Вы выступить перед журналистами и рассказать всё как было? Разумеется, приговор всё-равно будет приведен в исполнение, но всё-таки отсрочка, - невесело улыбнулся он повернувшемуся Голицыну.

Тот качнул головой: Граф, даже без отсрочки сделаю, коли успеете организовать. И при оных же и повесьте, чтоб иным жаждущим лёгких денег от ворогов Руси окатить мозги холодной водицей. - В голосе его прозвучала твёрдость, вернулась офицерская выправка.

- Рад за Вас, Василий Сергеевич, - Граббе вышел из-за стола и крепко пожал руку оступившемуся свитскому офицеру.

Кто жалуется на Лондонскую хмарь, тот в Санкт-Петербурге не живал. А в Европах и подавно народ как у Христа за пазухой. Пприрода благосклонна к организму, просто живут. Казалось бы, от Прейсиш-Эйлау мы всего неделю добирались, хотя и ускоренным маршем, а поди ж тытам метель и слякоть только раз за зиму, а тут - бррр!

23 февраля 1807 года, Кёнигсберг - Санкт-Петербург, радиограмма, зашифрованная личным кодом Александра I:

"Здравствуйте, Николай Петрович.

Очень сожалею, что отпустил Вас, потому что отчаянно не хватает Вашего трезвого взгляда На ситуацию. Но по делу.

Как Вы предвидели, наше предложение Провести международную конференцию не в Вене, а в Кёнигсберге Венский, Берлинский и Лондонский дворы восприняли прохладно.

Лондонский представитель привёз целый пакет с предложениями, наши эксперты говорят заготовлен гораздо заранее. В котором содержатся, на их взгляд, железные резоны и доводы в пользу того, чтобы поселить Бонапарта на острове Эльба, где ему будет обеспечен и достаточный уход, и надёжная охрана. А когда в Лондоне узнали, что Наполеон находится в нашем госпитале в качестве гостя, а не пленника, последовал жёсткий Ультиматум: немедленно оплатить предоставленный Британией кредит на войну.

Как Вы рекомендовали, Мы выставили им встречный счёт: за наши потери - каждого солдата оценили на вес золота. Это уже