Сумка, посох и удача! - Эрли Моури

—Ой, какой кайф!

Мне жутко хотелось сфотографировать ее, такую рыжую, обалдевшую, в клубах сизого дыма и в ореоле почти божественной красоты. Но «Поляроид» был где-то в сумке. Не известно работал он или нет, после того как я был сбит ударом копыт неблагодарного лошака. И не стоило щелкать фотоаппаратом направо и налево. Ведь его ресурс ограничен, а я надеялся, если в этой дрянной Кенесии у меня сразу не сложится с практикой мага, зарабатывать себе на жизнь в качестве фотографа. Открыть фирму «Волшебный портрет за минуту», создать себе прочную репутацию чародея, а там уже по обстановочке.

—Дамочка красатулина!— я махнул толстой аборигенке в замызганном переднике.— Ну-ка кружки нам сюда. И чего-нибудь покушать. Самое горячее и вкусное.

Подавальщица нерешительно шагнула к нашему столу и, метясь взглядом от пачки чипсов к нагло курившей Рябининой, уточнила:

—Это вы мне?

Видимо, обращения «дамочка и красатулина» были для нее несколько непривычными, а может, от табачного дыма ей затуманило мозги.

—Угу, дорогая, тебе. Будь любезна, накрой наш скромный столик по первому разряду.

—Какому раз… ряду?— переспросила она, кося левым глазом на пачку сигарет.

Ее вопрос меня несколько обескуражил: ну как было ей объяснить, что такое «первый разряд» в хорошем кабаке?

На помощь пришла Рябинина.

—Чистые кружки нам под эль,— сказала она, пуская тонкую струйку дыма в сторону подавальщицы.— Гусиную печень под грибным соусом, бараньи ребрышки по среднегорски и щуку фаршированную. Да, и кувшин вина не забудь. Фоленского Розового. Смотри, не вздумай водой разбавить.

—Сейчас, дорогие! Сейчас!— засуетилась дамочка. Повернулась к столику напротив, за которым два бородатых мужика хлебали из широких мисок, потом снова повернулась к нам, с грохотом поставила поднос на соседний столик и метнулась на кухню, делать заказ.

—Ну, давай, Анюта Васильевна, рассказывай обещанное,— напомнил я, вскрывая вторую бутылку и изготавливаясь слушать шальную историю.— А то снова полезу целоваться.

—Видишь ли, Булатов…— она отпила из горлышка, скромно облизнулась и посмотрела на меня своими холодными и красивыми глазами,— если ты ожидаешь услышать, что-то исключительно удивительное, то не услышишь. Мне вообще не хочется об этом говорить… Подумаешь еще, что я дурочка или будто у меня на третьем курсе крыша поехала.

—Не подумаю,— заверил я и захрустел чипсами. На непривычный звук сразу отреагировали за соседними столиками. На нас уставилось с десяток пар напуганных глаз. Наверное, они ожидали увидеть огромную голодную крысу, поглощавшую мешок сухарей, но видели только меня и Аньку Рябинину, сладко курившую сигарету с фильтром.

—Давай, давай, рассказывай,— поторопил я Элсирику.— Пока печенка твоя, в смысле гусиная, шкварчит под грибным соусом, ты мне гони историю переселения на Гильду. Честное слово, не могу даже предположить, как ты здесь очутилась. Любопытство мучает сильнее, чем голод.

—Видишь ли, с детства в нашем мире я себя чувствовала неуютно. Хотелось чего-то… Чего-то такого волшебного, с другим небом, другими горами у горизонта, сказочными лесами вдоль реки,— Анька ногтем сбила столбик пепла с сигареты и бросила на меня настороженный взгляд.

Наверное, она ожидала, что я рассмеюсь, но я не смеялся — кивнул понимающе, поскольку это чувство в детстве было известно и мне.

Рябинина с большим вдохновением продолжила:

—Жизнь наша городская среди машин, телевизоров и вечно зудящих телефонов, мне казалась слишком взбалмошной, вместе с тем скучной и серой. А мне хотелось волшебства. Хотелось настоящих рыцарей, фей, волшебников и драконов. На покрытых асфальтом улицах, среди угрюмых многоэтажек я просто засыхала. Поэтому и пошла учиться в наш университет прикладной магии и, так сказать, бытовых чудес. Знала, что только из него обеспечено нормальное распределение. Фить,— она покрутила пальчиком, как бы обозначая другие миры.

—Ну, это обыденная история,— сказал я.— Все мы в наш универ поступали по сходным душевным причудам. Именно на Гильде как оказалась?

—А так, чертик попутал,— Рябинина отправила в рот несколько чипсов, аккуратно захрустела и запила их пивом.— Хочешь — верь, хочешь — нет, по ночам он стал ко мне приходить. Бывает, только спать лягу, глаза закрою и сразу мерещится багровое свечение. Тусклый круг такой, который вращается потихоньку и проступает на нем мильдийская руна Арж, обычная, только с длинным хвостиком. Такое как раз в начале нашего третьего курса и началось. Я об этом никому не говорила, даже подругам. Даже Вике Пономаревой. Боялась, что за дуру меня примут.

—Ну-ну, дальше,— взбодрил я ее, принюхиваясь к ароматам жарящегося мяса, которыми невыносимо аппетитно несло с кухни.

—Появится этот багровый кружок, крутится перед закрытыми глазами, и руна на нем становится ярче и ярче. А потом, если даже глаза открою, руна все равно перед ними, словно след, оставленный раскаленным углем. Так было недели две или три. После чего чертик стал появляться. Только не смейся, Булатов!— Элсирика пригрозила мне кулачком и потянулась к бутылке «Клинского».

—Что вы, уважаемая,— я мигом сделал серьезное лицо и повернулся навстречу подавальщице. Она плыла к нам через зал с подносом, на котором громоздилось дымящее блюдо, кувшин и кружки.

—В общем, чертик такой,— Элсирика скорчила рожицу и помахала растопыренными пальцами возле ушей.— Руна исчезает, по краю багрового круга появляется синеватое сияние, и он оттуда является. Морда отвратительная, уши волосатые, лилового цвета, глазищи большие, желтые. Весь в бурой шерсти и крылышки кожистые за спиной, словно у ангелочка-мутанта.

—Гильдийский демон Варшпагран,— определил я, сдвигая пустой пакетик от чипсов, освобождая место для кувшина и кружек.— Насколько я помню, он заведует тайными путями.

Подавальщица, румяная и чуть напуганная то ли нашими разговорами, то ли нашей необыкновенностью торопливо поставила большое блюдо, две тарелки и быстренько проговорила:

—Щука и гусиная печенка готовятся. Очень скоро будут.

—Спасибо, красатулина,— поблагодарил я, наваливая себе в тарелку зажаренные ребрышки, пахнущие огнем и жгучими специями.

—Откуда ты знаешь, что он — Варшпагран?— прошептала Рябинина, едва кенесийка отошла от стола.

—Детка, видишь ли, в чем между нами разница: в том, что я окончил университет, а ты — нет,— не без гордости сообщил я.— И курсовую мне довелось писать именно по Гильде. Так что, известен мне весь гильдийский сонм, и сам Варшпагран. Не пойму только, чего он забыл в нашем мире. Странно это, госпожа Анька. Редчайшее явление, на мой взгляд. Что он из-под тебя хотел?

—Не знаю, что он хотел. Все время нашептывал мне, чтобы я на Гильду перебиралась. Сладко так нашептывал. И перед сном, и во сне. Чувствую, сплю я уже, а этот чертенок все время возле меня. То за одеяло потянет, то к уху прильнет и шепчет, какая я хорошая и важная для его родимого мира. Скоро меня это дело стало сильно мучить. Утром просыпаюсь, уставшая измотанная, словно после хмельной вечеринки,— допив пиво, Анька придвинула кружку.