Готический роман. Том 2 - Нина Воронель

В жизни Брайана приятное случалось нечасто, и он заторопился одеваться к завтраку, чтобы не пропустить свой шанс. К сожалению, магические цифры не указывали ни на время, ни на характер обещанного события. Из попытки принять душ ничего не вышло – обе душевые на этаже были заняты, из-за двери каждой доносилось жизнерадостное пение, сопровождающееся веселым щебетом льющейся воды. Брайан подождал пять минут и опять отправился на разведку – ничего не изменилось, за дверями душевых все так же пели и щебетали струи. Брайан не сомневался, что обе душевые захвачены сердобольным профессором Джерри и его кокетливой женой Лу, потому что только американцы способны петь в душе так долго и с таким энтузиазмом.

Потеряв надежду принять душ, Брайан поспешно ополоснул что мог в раковине, весьма непрочно укрепленной в углу его комнаты, – сперва под обжигающей струей из горячего крана, потом под ледяной из холодного. Когда он вытирался видавшим виды полотенцем, давно переставшим быть махровым, в коридоре призывно зазвонил колокольчик. В ответ ему захлопали двери душевых, прошелестели быстрые шаги по ковровой дорожке и весело залопотали американские голоса. Слов было не разобрать, но создавалось ясное впечатление, что каждый из собеседников по очереди громко полощет горло.

Брайан должен был открывать читальню сразу после завтрака, так что он не мог спуститься вниз одетым кое-как, особенно после приступа, когда он ощущал себя измятым и перекошенным изнутри. Пока он неверными пальцами застегнул все пуговицы и, преодолевая головокружение, сполз по трехэтажной спирали винтовой лестницы, дверь трапезной уже отворили. Сплоченная толпа гостей медленно втекала внутрь, заполняя места за столами по произвольному выбору. Гостей было больше, чем обычно в это время года, и в сердце Брайана затеплилась надежда, что дела библиотеки пойдут теперь немного лучше и его перестанет грызть страх потерять эту работу, которую можно было считать главной удачей его неудачливой судьбы. Если финансовые трудности заставят их закрыть библиотеку, ему будет абсолютно некуда податься, разве что в приют для инвалидов. Вряд ли ему еще раз повезет и он, несмотря на свою болезнь, сумеет найти такую тихую заводь, где будет получать сносную зарплату за то единственное, что он умеет делать, и при этом иметь под рукой все, что необходимо для утоления главной страсти его жизни.

Он вошел в трапезную замыкающим и направился было к своему излюбленному месту за самым удаленным от директора столом, но вовремя заметил, что там собрались все американцы, которых в этот сезон набралось в библиотеке изрядное количество. Они, как всегда, весело хохотали и развлекались коллективным полосканием глоток. Во главе стола сидели Джерри и Лу – непостижимо, когда они успели одеться? Ведь они выскочили из душевых в последнюю минуту – или они напяливают свои джинсы прямо на голое тело?

Брайан, собственно, не имел ничего против американских профессоров – в основном они были славные расхристанные ребята, свои в доску, независимо от пола и возраста. Но сегодня его ужаснула совместная трапеза с Джерри, который был свидетелем неприглядных подробностей его ночного приступа и уж, конечно, поделился впечатлениями с женой. Кто знает, над чем они так весело там смеются, может, над ним? Он резко свернул и ринулся в сторону директорского стола, торопливо отыскивая глазами свободное место. Сперва ему показалось, что свободного места там нет и он секунду потоптался между столами, пока не заметил, что угловой стул у окна не занят – кто-то из гостей просто повесил на спинку свою куртку. За это время все уже успели усесться и в трапезной воцарилась неловкая выжидательная тишина, обычно сопутствующая лихорадочным метаниям опоздавшего. Эта тишина обволокла Брайана, скрутила по рукам и ногам и проволокла к пустому стулу у окна.

Едва его сведенные сознанием собственной вины ягодицы успели коснуться потертой кожаной обивки, как директор поднял всех на благословение трапезы. Брайан автоматически простер направо и налево повернутые кверху ладони обеих рук. Слева никого не было, поскольку угол возле окна был глухой и соседа слева не предполагал, зато правая рука Брайана оказалась в теплом убежище чьей-то большой, но не грубой ладони. Бережное, даже нежное прикосновение этой чужой ладони на миг наполнило измочаленное вчерашним приступом существо Брайана каким-то неземным желанием довериться и отдаться ее владельцу. Испуганный остротой этого желания Брайан деликатно повернул голову вправо и бросил на своего ни о чем не подозревающего соседа быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц. Ему понадобилась ничтожная доля секунды, чтобы охватить все – высокую твердую шею, широкие плечи, изгиб полных губ и мягкий свет темных глаз под нездешним разлетом бровей. Брайан с трудом вдохнул воздух и поспешно отвел глаза: сомнений не было – его магическая цифра семнадцать сработала!

Последние слова благословения были полностью заглушены праздничным перезвоном в голове Брайана, но он понял, что молитва окончена, по захлестнувшей трапезную веселой суматохе. Все вскочили со своих мест и столпились вокруг столика с овсянкой и корнфлексом. Первыми там как всегда оказались американцы, которые завладели обеими коробками с корнфлексом – слава Богу, овсянку они не ели принципиально. Брайан стоял поодаль, делая вид, что наблюдает, как они заливают молоком из кувшинов хрупкие горки золотистых хлопьев на дне фаянсовых мисок, а на самом деле краем глаза следил за своим соседом. Тот вежливо дождался, пока толпа вокруг столика поредеет, потом взял половник и потянулся к кастрюле с овсянкой. Когда он зачерпывал щедрую порцию теплой пузырчатой массы, его заприметила Лу и тут же сделала стойку, проливая на пол молоко из кувшина.

– Боже мой! – воскликнула она с возмутительной американской непосредственностью. – Такой молодой, такой красивый, и ест овсянку!

Натянутые, как струна, нервы Брайана зарегистрировали мгновенный толчок крови под смуглой кожей на скулах молодого человека. Но голос его, меченый легким, не поддающимся немедленной локализации акцентом, прозвучал ровно и приветливо:

– Мама с детства приучила меня к овсянке и, как видите, мне это во вред не пошло.

Лу засмеялась, подтверждая одобрительным взглядом воспитательный успех мамы своего собеседника, и, не ожидая приглашения, представилась, продолжая проливать молоко:

– Лу Хиггинс из Корнельского университета, штат Нью-Йорк.

– Очень приятно. Ульрих Рунге из Саарбрюккена.

Ах, вот откуда этот акцент! А Брайан было принял его за итальянца. Впрочем, в наше время все так перепуталось! Взять хоть женщин – они вовсе перестали стесняться, когда им хочется заполучить незнакомого мужчину прямо на глазах у мужа. Эта наглая Лу прямо так и вцепилась в неотразимого Ульриха из Саарбрюккена, призывая его сесть к ним за стол, под тем предлогом, что у них весело. Но тот не клюнул на ее заигрывания: до краев наполнив свою миску кашей, он извинился и направился к своему месту рядом с Брайаном, бросив ей на ходу:

– Осторожно, милая Лу! Вы льете молоко на пол…

После этих слов в трапезной начался настоящий кавардак: пока Лу громко требовала дать ей тряпку, пожилой декан Лестерского аббатства поскользнулся на молочной луже и уронил туда свою миску с корнфлексом, увеличив этим и лужу, и опасность поскользнуться.