Андрей Громыко. Ошибка мистера Нет - Нелли Борисовна Гореславская

и обещал оказывать помощь Москве в «рамках существующих обязательств». Рузвельт не боялся говорить об огромном вкладе СССР в разгром фашистов, который он осознавал и высоко оценивал. Особенно высоко он оценивал роль Сталина, о котором всегда отзывался, по свидетельству Громыко, по роду своей деятельности часто встречавшегося с Рузвельтом во время войны, с неизменным уважением и даже теплотой. Впрочем, о том есть свидетельства не только Громыко. «Этот человек умеет действовать, – например, говорил Рузвельт сыну в 1943 году. – У него цель всегда перед глазами. Работать с ним – одно удовольствие. Никаких околичностей. Он излагает вопрос, который хочет обсудить, и никуда не отклоняется». (Рузвельт Э. Его глазами. М., 1947. С. 186).

Рузвельт, в соответствии с конституцией, принял на себя все обязанности главнокомандующего в военное время. Он приложил немало усилий для укрепления антигитлеровской коалиции, придавая большое значение созданию Организации Объединенных Наций. Вместе с тем Рузвельт долгое время занимал выжидательную позицию в вопросе об открытии второго фронта. Но после впечатляющих побед Красной Армии под Сталинградом и на Курской дуге он все больше убеждался в том, что СССР является решающим фактором поражения гитлеровской «оси» в Европе и что необходимо активное сотрудничество с ним в послевоенном мире. На Тегеранской конференции «большой тройки» в 1943 году Рузвельт не поддержал У. Черчилля, уклонявшегося от решения конкретных вопросов об открытии второго фронта. Проявляя особое внимание к вопросам послевоенного мирного урегулирования, Рузвельт впервые на Квебекской конференции (1943) изложил свой проект создания международной организации и ответственности США, Великобритании, СССР и Китая («четырех полицейских») за сохранение мира. Обсуждение этой темы было продолжено на Московской конференции, Тегеранской конференции и на конференции в усадьбе Думбартон-Окс в Вашингтоне. Переизбранный в 1944 году на четвертый срок Рузвельт внес значительный вклад и в исторические решения Крымской конференции. Его реалистическая позиция была продиктована трезвым учетом текущей военно-стратегической и политической обстановки в связи с успешным продвижением советских войск в Восточной Европе, желанием договориться о вступлении СССР в войну с Японией и надеждой на продолжение послевоенного американо-советского сотрудничества.

Впрочем, как считает дипломат, политический и общественный деятель Валентин Фалин, «…нельзя рисовать Рузвельта одной краской. Считать, что он был либерал, чуть ли не возлюбил Советский Союз…

Нет, он был очень трезвый, очень далеко глядящий политик, который считал так: экономическая мощь США, даже в отсутствие ударных вооруженных сил, все равно обеспечит им руководящую роль в мире… Вашингтон контролировал мировые финансы, мировую торговлю. Он уже тогда осуществлял свой план контроля над основными нефтяными месторождениями, который был принят в сорок третьем году. Над всеми месторождениями расщепляющихся веществ. И прочее, прочее. Если мы этого не поймем, мы ничего не поймем в том, что произошло потом.

Стетиниус пишет: в сорок втором году США были на волосок от катастрофы. Если бы русские дрогнули под Сталинградом, если бы на Волге произошло все так, как спланировал Гитлер, то непосредственным результатом этого было бы завоевание рейхом Великобритании, установление полного контроля над Африкой, Ближним Востоком со всеми его нефтяными ресурсами, захват Латинской Америки и печальные последствия от всего этого для Соединенных Штатов. Вот как американцы видели в годы Второй мировой войны свои перспективы. И союз со Сталиным был для Рузвельта совершенно не случайным.

В сорок пятом году, когда американцы прилетели в Ялту, Рузвельт был под впечатлением: а) поражения, которое нанесли немцы американским войскам во время Ардено-Эльзасской операции; б) того, что Сталин их спас там от разгрома, когда досрочно, по их просьбе перешел в наступление на Восточном фронте и вынудил нацистов отозвать с Запада треть своих войск, которые были задействованы в той операции. И, наконец, он понял, что все обещания Черчилля, что вот-вот Германия окажется у англосаксов в кармане, а русских мы оставим с носом, остановим их где-то на Висле, в крайнем случае, на Одере, ничего не стоят. Это не практическая политика, а фантазии. И лучше не рвать отношения с Россией, а продолжить сотрудничество с Советским Союзом, чтобы послевоенный мир был обозримым, предсказуемым, не таил тех угроз, которые обрушились и на Соединенные Штаты, и хоть в чем-то отвечал его, Рузвельта, представлениям о демократии, о человеческой и социальной справедливости».

Политике Рузвельта по отношению к Советскому Союзу, которую после 1945 года часто критиковали, не было альтернативы. Президенту США нужен был Советский Союз, потому что Рузвельт должен был вести и выиграть американскую войну, т. е. войну с беспримерным применением техники и относительно незначительными жертвами. США нужны были русские солдаты, чтобы победить немецкие и японские войска. Уже в 1942 году Рузвельт знал, «что русская армия убьет больше людей держав «оси» и уничтожит больше военной техники, чем все 25 объединенных наций вместе». Из этого вытекал неизбежный вывод, что мощь и влияние Советского Союза после совместной победы будут несравнимо больше, чем в 1939 году. Никто не мог помешать тому, что победа во Второй мировой войне сделает из Советского Союза евро-азиатскую мировую державу и, как следствие, мир после этой самой убийственной войны в истории будет зависеть от сотрудничества с Советским Союзом. Это Рузвельт, как и Черчилль, понимал со всей ясностью.

…Умер Рузвельт неожиданно. Вот как это описывают: «Почта 12 апреля запоздала. ФДР (сокращенное от Франклин Делано Рузвельт) безмятежно болтал с Люси (Люси Мерсер – секретарша Элеоноры Рузвельт. – Авт.). Б. Хассет осведомился у президента, подпишет ли он бумаги утром или отложит на вторую половину дня. «Нет, давай их сюда, Билл». Рузвельт поставил размашистую подпись у громадного камина. Хассет терпеливо стоял рядом, ожидая окончания процедуры. ФДР не умолкал ни на минуту: «Ну вот, типичный документ госдепартамента. Ни о чем!»

…Около часа дня Хассет ушел, оставив несколько документов, которые Рузвельт хотел прочитать. Рузвельт принялся за марки. Он осмотрел японские марки, выпущенные для оккупированных Филиппин, рассортировал их. Позвонил в Вашингтон, напомнив министру почт Ф. Уокеру о его обещании прислать образцы нового выпуска американских марок в связи с конференцией в Сан-Франциско. Президент был в отличном настроении. Вошла Елизавета Шуматова продолжить работу над портретом. Шуматова установила мольберт. Мягкие лучи раннего в этих местах летнего солнца освещали комнату, блики от отделанных стеклом панелей бросали причудливый свет. Рузвельт погрузился в чтение, художница спокойно работала. У окна сидела Люси, на кушетке напротив – племянница Рузвельта Сакли. Другая племянница – Делано, мягко ступая, наполняла вазы цветами. Внесли столик для ленча. Рузвельт, не поднимая глаз от бумаг, сказал Шуматовой: «Нам осталось пятнадцать минут». Она кивнула и продолжала писать. Профессионально художница отмечала: Рузвельт выглядел удивительно хорошо. Он закурил, затянулся. Внезапно он потер лоб, потом шею. Голова склонилась. Рузвельт побледнел и