Смех и грех Ивана Царевича - Дарья Донцова

Но спорить с женщиной абсолютно бессмысленное дело, она всегда права и дуется на вас за то, что вы попытались высказать собственное мнение. Я давно понял: если не хочешь конфликтовать с представительницей слабого пола, нужно применить простую, но верную практику. В тот момент, когда ваша мать, сестра, жена или любовница начинает что‑то говорить, нужно слушать ее молча. Последнее слово тут ключевое. Никогда не ввязывайтесь в спор и не думайте, что собеседница, задавая вопрос, например: «Милый, как на мне сидит платье? Тебе не кажется, что я потолстела?» — ждет на него честного ответа. Говорить: «Да, оно тебе мало размера на два, перестань жрать у телевизора шоколад коробками» — нельзя ни в коем случае. Честность в беседе с дамой совершенно не требуется, ей не нужна правда жизни. «Да» и «нет» — вот слова, которые подойдут к любой ситуации. Говорите меньше — целее будете.

И еще от всей души советую запомнить фразу: «Ты совершенно права». Это прекрасный, стопроцентно безотказно срабатывающий огнетушитель. Как только вас принимаются провоцировать на скандал, ну, например, упрекают: «Ты мне совсем не помогаешь по хозяйству», — вы спокойно произнесите: «Ты совершенно права».

И все, скандал затоптан на корню.

А начнете спорить, доказывать, что содержите жену, ее сестру с мужем‑лентяем, братца‑неудачника, тестя, тещу, оплачиваете школу для детей et cetera[3], поэтому вынуждены бегать савраской с раннего утра до позднего вечера, не имея времени на поход с супругой за продуктами, получите громкий скандал со слезами и истерикой. Поэтому не злитесь, а проникновенно говорите: «Ты совершенно права». Можете поверить, собеседница еще пару раз повторит претензию и замолчит. Как повздорить с человеком, который во всем с тобой согласен?

Да, чуть не забыл! Эту волшебную фразу нужно использовать лишь в тот момент, когда в ваш адрес направляется поток упреков и претензий. Ни в коем случае не произносите ее, если женщина говорит: «Я потолстела», «Ты меня не любишь», «Моя мама вызывает у тебя раздражение», ну и так далее. В противном случае вашему физическому и моральному здоровью может быть нанесен сильный урон. Не дай бог, еще закончите жизнь в психиатрической лечебнице, в инвалидном кресле. Ведь удар сковородкой по голове может начисто лишить вас разума. Думаете, интеллигентная женщина, допустим врач, учительница, бухгалтер, никогда не опустится до рукоприкладства? Ну‑ну… лично я не советую вам проверять, на что способны дамы в гневе. Большинство из них, невзирая на образование и воспитание, превращаются в фурий.

Я еще раз обвел взглядом комнату. Похоже, это гостиная, посвященная охоте. На стенах висят головы медведя, лося, кабана, в стеклянном шкафу хранятся какие‑то фляги, причудливо изогнутый рожок, на одном диване валяется весьма потрепанный темно‑бордовый халат, а чуть поодаль на ковре стоят клетчатые коричневые тапочки. Я удивился. Ну и при чем тут шлафрок и шлепанцы? Им место в экспозиции, которая называется «Опочивальня князя». Или Анфиса с Елизаветой, обустраивая музей, решили изобразить, что он только‑только отправился стрелять уток? Сбросил домашний наряд, надел охотничий костюм, сапоги…

Я подошел к окну, потушил фонарик, отдернул занавеску и понял, что нахожусь совсем недалеко от столовой, куда, собственно, и направлялся. Просто ошибся поворотом, минуя холл, зарулил не в ту галерею.

Дверь тихо скрипнула, я быстро повернулся и оторопел: в проеме стоял черный пес. Он был огромным, мощным и совершенно не вызывал желания ласково потрепать его по голове.

Я вздрогнул и неожиданно для самого себя заискивающим голосом произнес:

— Хорошая собачка…

Псина попятилась, дверь захлопнулась.

Я перевел дух и тут же почувствовал себя полнейшим идиотом, потом приказал: «Ваня, очнись! Ты сейчас видел Матвея Ильича, который после смерти Семена Кирилловича изображает привидение». Представляю, как старик развеселился, услышав фразу, которую я выпалил от растерянности. Но что уж греха таить, всем известно, что я слегка побаиваюсь псов, в особенности одного со мной веса. Вот только почему отец хозяйки решил прикинуться Корнелием, главным действующим лицом придуманной Семеном Кирилловичем легенды? Экскурсанты давно покинули особняк, настало время ужинать…

Продолжая удивляться, я вошел в столовую, увидел, что вся семья уже сидит за столом, и встал возле буфета.

— Милый, ты забыл принять свои витамины для шерстистости! — воскликнула Эмма Геннадиевна.

Матвей Ильич, сосредоточенно ворошивший вилкой салат в тарелке, замер:

— Мамочка, а разве я такие пью?

Мой взгляд уперся в лысую голову старика. Хм, похоже, ему уже нет необходимости поддерживать свою, как выразилась его супруга, шерстистость.

— Папочка, я разговариваю с Ричем, — засмеялась Эмма Геннадиевна.

Пуделек, наряженный в ярко‑красный свитер, вышитый белыми оленями, сидел на стуле около своей хозяйки. Услышав свое имя, он издал тихий звук, менее всего напоминавший лай, скорее уж мышиный писк, и попытался спрыгнуть на пол. Но хозяйская длань ловко схватила его за ошейник:

— Сидеть! Открывай рот, дорогой.

Рич уныло завыл.

— Это смешно, — отрезала старушка. — Хочешь колбаски? Вот, видишь, дружок, ломтик докторской? Я в него заверну таблетку для шерстистости и витаминку для глаз. Сейчас найду их…

Эмма Геннадиевна, поправив бифокальные очки, начала суетливо передвигать армию стоявших возле ее тарелки разноцветных баночек и бормотать:

— Это что? Экстракт подорожника от артрита. Нет, его пьет папочка. И капсулы от потери памяти тоже для него.

Матвей Ильич, вздрогнув, возразил:

— Мамочка, у меня с головой полный порядок.

Жена оторвалась от медикаментов:

— В каком смысле, папочка?

— Я не страдаю маразмом, — пояснил муж, — отлично помню, что происходило сегодня.

— Экое достижение! — хмыкнула Эмма Геннадиевна. — А что мы делали десятого сентября прошлого года?

Матвей Ильич растерялся:

— Забыл. Вероятно, находились дома.

— Вот видишь! — радостно констатировала супруга. — Вот он, склероз, настиг тебя неслышными шагами. А я могу точно ответить на этот вопрос: десятого сентября прошлого года мы в это время ужинали, а в девять сели смотреть программу «Время».

Мне стало смешно, но дворецкий не имеет права ни участвовать в беседах хозяев, ни открыто реагировать на их разговоры.

— М‑м‑м… — протянул Матвей Ильич.

— А что случилось шестого июня тысяча семьсот девяносто девятого года? — наседала Эмма Геннадиевна.

Матвей Ильич, решив не ударить в грязь лицом, выпалил: