Кот, который гуляет со мной - Татьяна Веденская

Лифты, холлы и переходы в Муравейнике были оформлены в соответствии с нашим нефте-газо-садо-мазо-статусом – иными словами, роскошно. Предполагалось, что по мраморным полам будут ходить до блеска начищенные ботиночки, что в укромные норки въездов подземных парковок будут заплывать дорогостоящие «суда», сияющие неподдельным золотым блеском. Программисты – любые программисты – всегда были темным пятном на репутации холдинга, но все смирялись, пока наш начальник, лучезарный Крендель, соблюдал дресс-код и носил галстуки и часы соответствующей стоимости.

– Ромашка, ты ли это! – радостно поприветствовал меня ломающий челюсть от скуки зевающий Джонни. Профессиональный риск.

– Джонни, как ты это выносишь, поделись секретом? – взмолилась я, забираясь в его берлогу. В комнатке было тепло и странно пахло – так, словно там кто-то покуривал, но под большим секретом и выветривая весь дым в форточку, выходящую на задний двор. Дым выветрился, но запах остался. Впрочем, возможно, он шел от мебели – стульев и старого дивана с обивкой из искусственной кожи, стоявшего тут еще в те незапамятные времена, когда в помещениях курили.

– Как я выношу… – задумался он. – Я просто говорю себе – да, она странная и зовет тебя Джонни, но она же тоже человек, в ней нет чистого зла, и потом – она же все-таки женщина, а бить женщин грешно. Понимаешь, грех!

– Спасибо тебе, Джонни, что ты такой терпеливый, но я спрашивала не об этом, – рассмеялась я, присев на краешек заваленного газетами стола. Все газеты были, что называется, обработанными, кроссворды разгаданными, сканворды тоже, даже судоку своей участи не миновали. – Я интересуюсь, как ты можешь часами сидеть и вообще ничего не делать, это же ужасно тяжело – вообще ничего не делать. Я бы точно не справилась, я бы подвела коллектив. Я бы побежала картошку копать – прямо тут, в нашем дворе. Всю брусчатку бы расковыряла.

– Что, Ромашка, синдром отключения от сети? – захохотал Джонни, механически доставая из шкафчика вторую чайную чашку – меня поить. Я была как залетевший зимой в окошечко воробей, меня всегда становилось жалко. Я этим пользовалась без зазрения совести.

– Откуда ты слова такие только знаешь – синдром. Я, может, к тебе как к спасителю пришла – за информацией. – Я приняла из его рук чашку с мутноватым и вообще каким-то подозрительным чаем, но возражать не посмела. Отпила коричневой жидкости. На вкус жидкость была – касторка, которую на неделю забыли в банке на подоконнике. Я мысленно перекрестилась и помолилась, чтобы не помереть от этого пойла. У Джонни желудок закален в боях, а я человек слабый, к тому же малопьющий, прямо беда.

– Информация нынче в цене, – кивнул Джонни, и я сразу поняла, что что-то ему известно. Что-то он знает. Шальная надежда на то, что мой благородный идальго спрашивал у Джонни обо мне, полоснула по живому, но я тут же заткнула мечты обратно в их потайную нору в моем бессознательном. Мы были не так хорошо знакомы с идальго, чтобы он знал, с кем я дружу и у кого можно раздобыть обо мне информацию, – это раз. У нас даже не было ни одного нормального свидания – это два. И мы уже занимались сексом, так что он, вполне возможно, успел потерять интерес к сложной, обремененной племянником и сестрой девице – это три.

– Джонни, где наш Крендель, не знаешь? – спросила я напрямую. Джонни встал, подошел к окну и внимательно осмотрел наш утонувший в грязи внутренний двор. Весна была такой мощной, такой быстрой, что в определенных местах московской действительности можно было принимать грязевые ванны – погружаясь в жижу хоть целыми грузовиками. Я смотрела на Джонни и с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Он повернулся ко мне и посмотрел так, как смотрят герои фильмов Тарантино, когда в каждом их слове есть скрытый подтекст.

– Внимательно выбирай вопросы. Спросишь о чем-то не том, и я не смогу дать тебе ответ.

– О господи, Джонни, сейчас ты похож на Джеймса Бонда, нужно только надпись на рубашке «охрана» сменить на тайную секретную кодировку. Такую, в которой есть лицензия на убийство.

– Означает ли это, что теперь ты станешь звать меня Джеймсом? – полюбопытствовал он, сощурившись на манер, как это делал Дениэл Крейг в фильмах про секретных агентов.

– Все может быть, все может быть, – причмокнула я и снова – вот балда – отхлебнула из чашки с мутной жидкостью, на этот раз чуть не подавившись. Джонни улыбнулся.

– Я не знаю, куда подевался Крендель, честно. Я бы сказал. Я слышал, как вроде говорили, что он в командировке.

– Это и нам говорили. Это, Джонни, называется официальная версия, и нам она неинтересна, Джонни. Официальная версия – в ней всегда есть немного от демона Лапласа, привычное и самое ожидаемое объяснение, но правильное ли оно? Отнюдь! Демон Лапласа уже поймал самого себя за хвост и пожирает себя, если ты понимаешь, о чем я.

– Не могу сказать, что я прямо понимаю тебя, – вздохнул Джонни, устав от игры. – Но я никогда и не ожидал. Твой язык – ты вроде всегда говоришь по-русски, но понять тебя невозможно. Я лично виню твой институт. И этого демона. Как его?

– Демон Лапласа. Жрец предсказуемого мира. Погибший в руинах, скрученных во времени и пространстве квантовых частиц.

– Вот-вот, – кивнул Джонни. – Грустно. Значит, официальная версия двадцать шестой этаж не интересует. Честно говоря, мы все тоже расстроены. У нас тут уже несколько дней никакого Интернета. Я могу понять, когда отключают горячую воду. Могу понять, что нужно выкопать трубы, отмыть немного денег, потом закопать трубы и жить дальше счастливо. Но зачем отключать Интернет? Нам тоже нужно как-то существовать, а то по ночам становится настолько тоскливо, что хочется хватать прохожих с улицы и проверять у них пропуска.

– Да какие тут у нас прохожие ночью-то, – всплеснула я руками. – Значит, они вас отрубили?

– Не только нас, Ромашка, не только нас. Поэтому я скажу тебе сейчас то, чего не должен был бы говорить и не должен был бы даже слышать. И если потом ты решишь открыть кому-то, что сведения получены от меня, то я отрекусь от тебя.

– Еще до того, как пропоют петухи? Трижды? – кивнула я. Джонни посмотрел на меня с озадаченностью, исключающей осведомленность о библейской притче. Я покачала головой. – Не морочься, я никому ничего не скажу.

– У нас тут машины ведь останавливаются, ты знаешь. И пропуска не всегда срабатывают, это тоже случается. Вот иногда все и зависает. Ты только, Ромашка, не кипятись и не беги сразу правды добиваться. Обещаешь?

– Ну конечно. – Обещать я могла что угодно. Обещать – не значит жениться.

– В общем, останавливался тут утром некто, ты знаешь его и не любишь.

– Я никого не люблю, – возразила я, но Джонни склонился ко мне и погрозил пальцем. Я прижала ладонь к болтливому рту.

– Некто невысокий, в таком, знаешь, дорогом костюме, и еще – часы такие на полруки, как у нашего патриарха. Понимаешь, к чему я клоню? – Джонни явно нравилось играть в Джеймса Бонда, но я действительно понимала.

– К некоему эффективному менеджеру, на «В» начинается, на Постников кончается?