Иванушка Первый, или Время чародея - Карен Арутюнянц

Тут-то дед и заметил внука. От удивления он даже схватился своей единственной рукой за сердце. Прищурившись, выкрикнул:

– Лёшка, ты, что ли? Ты чего тут делаешь?

– Дед, да всё нормально! – Лёха, не моргнув глазом, начал врать, причём так гладко, что сам поверил в собственное враньё: – Ты только не волнуйся! Меня от школы послали. Кубинскому товарищу помочь картины развешивать! Выставка сегодня! А потом экскурсия придёт.

– Чего-о? – не поверил дед и погрозил кулаком. – От какой школы? Снова шатаешься где попало? Ну, погоди, всыплю тебе по полной!

И тогда вмешался Пётр. Он подошёл к Лёхе, положил ему руку на плечо и сказал:

– А вот этого не надо – по полной. И знаете что, Прохор Петрович?

– Чего? – отозвался дед. – Ну слушаю я, говорите. Да громче!

– Кроме экскурсии у нас сегодня мастер-класс. Ведь верно, Эрнесто?

Кубинец подмигнул в ответ и заявил своим громоподобным голосом:

– Научим махать кисточкой любого, кто только пожелает!

– Ну махать и я могу научить, – перебил его Прохор Петрович. – Вы с ними поосторожней! А то научите! Потом все стены своей мазнёй испоганят!

– Вы про граффити? – улыбнулся Пётр. – Не буду спорить, и это дело требует вкуса.

– Вот и я о том же… Лёшка! Если наврал, смотри у меня, – дед повернулся, чтобы уйти, но приостановился и добавил: – Без компота оставлю!

И только потом вышел.

– Проживёшь без компота? – усмехнулся Пётр.

– У него это самое страшное, – объяснил Лёха. – Он детдомовский. Так у них, если кто чего натворит, без третьего оставляли, а иногда и вообще ничего не давали.

– А вы правда проведёте сегодня мастер-класс? – спросила Нелька.

– Правда, – ответил Пётр. – Мы словами не бросаемся, да, Эрнесто?

Эрнесто добродушно кивнул.

– И правда будет экскурсия? – спросила Нелька.

– Правда-правда, – ответил Пётр, – через час! А ещё столько всего надо сделать! Давайте уже за работу! Хватит бездельничать! Значит, так, Лёха, Нелька, берите ведро и швабру, мойте пол. А мы с Ваней и Эрнесто последние картины повесим.

Через час всё вокруг блестело, мы даже окна протёрли.

– А торжественное открытие будет? – спросила Нелька.

– Это завтра, – ответил Пётр.

Сегодня мы решили показать картины нашим гостям из школы и провести мастер-класс. Так что осталось притащить сюда несколько мольбертов из соседней комнаты.

– Я принесу! Пара пустяков, – улыбнулся Эрнесто и вышел из зала.

Через минуту он вернулся с тремя треногами и большим деревянным ящиком.

Всё это он расставил перед нами, показал на краски и кисти и сказал:

– Прошу в мир фантазии, амигос! Но сначала приглашаю на экскурсию!

Мы с Лёхой и Нелькой переглянулись.

– На какую экскурсию? – спросил Лёха. – Так вы чего, деду наврали, что ли?

Пётр хмыкнул, а Нелька хихикнула.

– Как я понял, – сказал Эрнесто, – у вас на лбу написано, что вы школьники!

– Как ни крути ни верти, – подтвердил Пётр. – Им ещё учиться и учиться.

– Ну а раз вы школьники, экскурсия начинается! – провозгласил Эрнесто.

– Во дают! – опешил Лёха.

– Прошу! – Эрнесто показал на самую большую картину, на которой был изображён военный с бородой, а рядом – красная звезда и развевающийся флаг. – Это…

– Фидель Кастро, – сказал я. – Команданте!

– Чё? – Лёха совсем обалдел, даже на меня он теперь смотрел с уважением.

– Команданте, – объяснила Нелька, – это высшее звание повстанцев. Оно было присвоено Фиделю Кастро во время революции на Кубе.

– Революция произошла в тысяча девятьсот пятьдесят шестом – пятьдесят девятом годах, – добавил я.

– Гениально! – воскликнул Эрнесто. – Этот мальчик знает всё на свете!

Мы посмотрели картины ещё раз, хоть сами и развешивали их, но сейчас было намного интересней. Ведь Эрнесто рассказывал не только про каждую из них, но и про авторов. Особенно мне понравилась история про одного художника. Чтобы нарисовать маяк и почувствовать стихию, он спустился в водолазном костюме под воду и оттуда хорошенько рассмотрел маяк, а уж потом его нарисовал. Получилось здорово!

Маяк и вправду был изображён так, словно на него смотришь со дна морского!

А потом нас учили рисовать, а точнее, писать – так правильнее говорить. Эрнесто и Пётр показали, как надо держать кисть, как работать с красками, как грунтовать холст, и мы приступили к делу.

Я написал портрет девочки. Это была просто девочка, которую я увидел в своём воображении. Цвет лица и косички у неё были от Нельки, а синие глаза, вздёрнутый нос и большой рот – от Елены Прекрасной. Лёха нарисовал астру, а Нелька бабочку.

Пётр посмотрел на мою картину и сказал:

– Тебе надо обязательно продолжать. И тебе, – он кивнул Лёхе, а потом добавил: – А ещё, брат, уважай других, чтобы уважали тебя. Это не я сказал. Это сказал Луис Фелипе Мартинес, легендарный кубинский боксёр.

Вечером я всё-таки взялся за говорящее зеркало, правда, мне эта идея уже казалась глупой. Но не люблю я незаконченных дел. Нет, бывает, конечно, могу тянуть-откладывать, но потом всё-таки доделываю, если уж начал. Это меня мама научила. Любит она повторять, что «нельзя на полуслове бросать», мол, сказал «а», говори и «б».

Посидел я над зеркалом, покумекал, что к чему, наковырял из старого ноутбука кое-какую начинку для моего волшебства. Подпаял кое-где. Про микрофончик-диктофончик не забыл. Аккуратно привинтил-приклеил всё это добро к зеркальцу с обратной стороны. Про батарейку вовремя вспомнил, сверху прикрыл крышкой от пластмассовой шкатулки, которая валялась без пользы, а тут в самый раз подошла. Дунул-плюнул для верности, произнёс заклинание, типа «Абракадабра!» и пожелал себе удачи:

– Поехали, товарищ Гагарин! С Богом! – я это всегда говорю, тогда на сто процентов верняк!

Мама только что вернулась с дежурства, я её редко тормошу, ведь она уставшая, поужинает и сразу ложится спать. Но тут я не сдержался, присел к ней на кровать, всё равно она ещё не уснула, и шепнул на ухо:

– Мам, а попроси зеркало…

– Что, сыночек? – мама всё-таки задремала, я её разбудил.

– Извини, мамуль, – я смутился. – Глупость это… Потом… завтра.

Я хотел встать, но мама улыбнулась и погладила меня по щеке.

– Взрослеешь ты, Вань, не по дням, а по часам… Что, сыночек, я не поняла?

– Я тут кое-что изобрёл, – я показал зеркало. – Помнишь, как в сказке Пушкина? Свет мой, зеркальце! Скажи да всю правду доложи. Ну, повторяй за мной. Свет мой…