Бриллиантовые девочки - Жаклин Уилсон

Я свесила Фиалку по ту сторону изгороди. Мэри с трудом дотянулась до неё. Одним пальчиком она осторожно погладила птичку по затылку. Потом взглянула испуганно и отняла палец.

— Она… мёртвая?

— Что?! Нет, конечно.

— Она такая холодная, как будто мёртвая. У меня умер котёнок.

— Ой, как жалко. Ты из-за этого плакала?

— Нет, это было уже давно. Его задавила машина. Из-за меня. Потому что я плохая.

— Как это из-за тебя?

— Мама говорит, что я не закрыла входную дверь.

— Но ты же не нарочно.

— Конечно, нет. Я очень любила котёнка.

— А ты устроила ему похороны? Я обожаю устраивать похороны! У меня однажды была мышка. Вообще-то, она была не домашняя, но я её поймала и посадила в картонную коробку. Я пыталась устроить ей там мышиный домик, носила ей сыр, но она его не ела, а пыталась грызть коробку. Конечно, надо было её выпустить, но мне так хотелось, чтобы у меня был свой зверёк. Поэтому я её не выпустила, а потом она умерла. Я превратила её домик в гроб, выкрасила его в чёрный цвет, а на крышке нарисовала маленький мышкин портрет в овале с надписью: «Покойся с миром!» Я положила мышку в свой носок, а гроб выстелила маминой старой шёлковой комбинацией. Получились настоящие похороны. Джуд, моя сестра, тоже на них пришла, хотя и сказала, что я с приветом. Она помогла мне выкопать ямку в парке отдыха, и мы похоронили мышку. Я сделала ей крест из палочек от леденцов. Другие мои сестры надо мной смеялись и говорили, что я пошла в отца. Потому что он бальзамировщик. Они вечно меня дразнят — сестры, сама понимаешь.

Она смотрела на меня так, будто я говорю на иностранном языке.

— У тебя есть сестра?

Она отрицательно покачала головой.

— Могу одолжить тебе одну, если хочешь. У меня их три.

Она решила, что я говорю серьёзно, и снова помотала головой, тряся косичками. Они были заплетены так туго, что ей, наверное, было очень больно. Я заметила, как бьётся голубая жилка у неё на лбу.

— Поди сюда, — позвала я, перегибаясь через изгородь, чтобы распустить ленточку.

Она отступила, отбиваясь:

— Нет! Не трогай! Не надо!

— Да я просто хотела сделать тебе косички послабее — тебе так будет удобнее.

— Нет! Пожалуйста, не надо! Мне не разрешают их развязывать, — сказала она.

— Не надо так не надо. Извини. У тебя очень красивые волосы. Мне бы тоже хотелось быть настоящей блондинкой, а у меня волосы пепельные. Рошель тоже блондинка. Это следующая за мной сестра по старшинству. Я пока самая младшая, но скоро родится братик. А братья у тебя есть?

— Нет, только я одна.

— До чего ж тебе, наверное, спокойно живётся! Игрушки и одежду покупают специально для тебя — новые. И не нужно дожидаться своей очереди — ты можешь кататься на своих качелях, когда вздумается.

Я немного помолчала, надеясь, что она предложит мне покачаться, но она не поняла намёка.

Я вздохнула и ещё сильнее перегнулась через изгородь, так что она врезалась мне в грудь.

— Мы четверо вечно ссоримся. А скоро нас станет пятеро. Я уже говорила — мама ждёт ребёнка. Она хочет назвать его Солнышком, но, может быть, ещё передумает.

— А правда есть такое имя — Солнышко?

— Странное, да? У нас у всех странные имена. Не такие, как Мэри. Мэри — нормальное, красивое имя.

— Это святое имя. Мать Иисуса Христа звали Мэри. Она пресвятая и очень хорошая. А я нет.

Мэри поёжилась. Её тонкие белые ручки покрылись гусиной кожей.

— Ты замёрзла. Надень мою кофту.

Я теребила щеколду, и вдруг калитка открылась.

— На, — сказала я, входя.

У Мэри был очень испуганный вид.

— Не волнуйся, я ничего плохого не сделаю. Я даже на качелях не буду качаться, раз ты не хочешь. Я только дам тебе мою кофту погреться.

Мэри прижала локти к бокам, так что я не смогла вдеть её руки в рукава.

— Надевай, я и так не замёрзну.

— Мне нельзя, — сказала Мэри.

— Очень даже можно. Я же тебе не дарю кофту. Просто погрейся немножко.

Мэри расслабила руки. Я закутала её в кофту.

— Ну вот! Правда, очень красивый голубой цвет? Она, конечно, немного растянулась, но все равно красивая. Это мне папа купил. А у тебя есть папа, Мэри?

— Есть, но он работает машинистом на железной дороге, поэтому его никогда нет дома, — сказала Мэри. — Мне так хочется, чтобы он все время был дома.

— Не расстраивайся. Я своего папу вообще вижу очень редко. Понимаешь, он с нами не живёт. Ничего страшного, можно обойтись и без папы, лишь бы мама была рядом.

Мэри стояла и молчала. Она дрожала, несмотря на мою кофту.

Я посмотрела на качели. Шагнула к ним. Мэри смотрела на меня с растущей тревогой.

— Мэри, я же просто хочу поиграть.

— Мне, вообще-то, не разрешают никого пускать поиграть, — сказала она. — Мама рассердится.

— У неё сейчас плохое настроение?

Мэри кивнула.

— Я тогда только чуточку покачаюсь, и все. Ладно? Ты не против?

По лицу Мэри было похоже, что она очень даже против, но останавливать меня она не стала. Я залезла на белое мягкое сиденье и оттолкнулась ногами. Качели взлетели вверх. Это было чудесно, как я себе и представляла.

— Ур-а-а-а! — пропела я.

— Ш-ш-ш! Услышит! — сказала Мэри.

— Ладно, ладно. Вот ещё раз качнусь и пойду, честное слово! — сказала я шёпотом.

Я вцепилась в верёвки, оттолкнулась посильнее и откинулась назад, до восхитительного кружения в голове. Мне казалось, что я лечу над садом и красной островерхой крышей. Фиалка летела вместе со мной, высоко в небе.

Потом я увидела Мэри, ёжившуюся в моей голубой кофте.

— Все, отлично, теперь ты попробуй! — сказала я, соскакивая с качелей. Меня шатало. — Эй, погляди на меня! Я пьяная! — И я начала нарочно выписывать круги.

Мэри сперва смотрела на меня расширенными глазами, но потом захихикала.

— Мэри, ты тоже поиграй, что ты пьяная. Упади понарошку!

Она послушно присела, но очень аккуратно, чтобы не помять одежду.

— Папа однажды был пьяный, — сказала она.

— Моя мама тоже иногда бывает пьяная. Она тогда такая шальная и все время хохочет. Но сейчас она не пьёт, из-за ребёнка. Мне, пожалуй, пора домой. Надо помочь ей прибраться. Ей трудно все делать, потому что она сейчас очень толстая. Спасибо, что дала мне покачаться.

— Пожалуйста.

— Я теперь заберу у тебя кофту. Согрелась?