Лёд - Ирина Желтова

женские прелести обсудить да юность лихую вспомнить. А балет с театром, подозреваю, нужнее был Вам самой, нежели Вашему Сергею. У него такая работа, ему не до зрелищ, тут в реальной жизни такие зрелища, что любой спектакль детской сказкой покажется. А война…что простому человеку рассуждать о войне? Он должен быть готов без рассуждений жизнь свою отдать, если Отечество потребует. Это дворяне могут рассуждать за бокалом вина и сигарой, а нам, простым людям, к таким делам голову лучше не прикладывать, не будет от этого никакого проку. Может, и ходил Ваш Сергей к Софье Генриховне оттого, что она простая русская баба, которая обнимет, пожалеет и приласкает даже такого непутевого, как он, а не станет таскать по балетам. Мужику ведь чего надо? Горячий ужин да красивая женщина рядом…

Катя присела и вперила горящий взгляд в насмешливое лицо Мишки. Он вальяжно раскинулся на стуле и во все время своей тирады, произнесенной им совершенно безразличным тоном, даже не поднял на нас глаза, тщательно вычищая грязь из-под ногтей.

— Вот ведь знаток нашелся! — рассмеялся я. — А у самого ведь еще, кажется, ни одной порядочной девушки в невестах не водилось!

— Ну так и что же? — едва ли не перебивая меня, парировал он. — Разве не могу я озвучить чаяния мужчин? Довольно того, что нам приходится лгать своим возлюбленным о том, как мы ценим их прекрасную душу и цепкий ум, на деле стремясь побыстрее очутиться сначала у алтаря, а потом уж и на супружеском ложе. С чего бы я начал тот же туман наводить на Катерину Матвеевну? Мне лгать ей да приукрашивать картину ни к чему, — пожал он плечами. — Неправильный выбор сделали Вы, мадам.

— Что Вы имеете в виду? — она наклонилась в сторону Мишки и вся напряглась, точно струна.

— А кто же теперь скажет, может, Вы были бы счастливее в браке с Ипполитом? Или с этим Вашим третьим номером. Теперь-то уж не проверить, — и он резко подул на ногти и принялся полировать их о брюки.

— Нет, это немыслимо! — воскликнула Катя, вскочила и ринулась было по направлению к двери, но остановилась на полпути, подошла к моей кровати и коснулась своими ледяными губами моего пылающего лба. — Я зайду завтра вечером, если позволите, — и через минуту на лестнице раздался стук ее каблучков.

8

У меня не было сил высказывать свое возмущение поведением напарника, да и мне редко когда удавалось поставить Мишку на место, если он закусывал удила и был в ударе. Я лишь холодно поинтересовался, какая нелегкая принесла его ко мне в столь неурочный час, когда мы уже успели с ним распрощаться. Он хмыкнул и заявил, что пришел отчитаться, что наблюдение за домом Ипполита уже установлено: он нанял пару смышленых оборванцев, которые за червонец будут посменно околачиваться под окнами кузена Сергея. Я шумно выдохнул: Мишка был неисправим, то ли он и вправду не осознавал, что его посещение было нежелательным, то ли нагрянул намеренно, чтобы поставить нас с Катей в неудобное положение.

Уже уходя, стоя на пороге, он вдруг обернулся и как бы невзначай проронил:

— Николай Алексеич, как-то Вы слишком быстро позабыли свою былую зазнобу. Столько лет страдали, так и не женились ни на ком, а тут вдруг Катерина Матвеевна всего за несколько дней сотворила чудо…

— Да что ты в этом понимаешь! — разъярился я. — Ты хоть кого-нибудь когда-нибудь любил в жизни безответно? Так, что годами мучаешься, видя ее с другим, и не имеешь никаких сил вырвать эту порочную страсть из сердца и ума. Когда только и помышляешь о том, чтобы стереть ее с лица Земли, лишь бы больше никогда ее не видеть! И тут на моем пути встречается светлый ангел, который одним своим взглядом исцеляет старые раны и подает мне руку, чтобы дальше идти уже одной дорогой, а ты смеешь возвращать мои мысли к былой боли? Нет, Миша, я не желаю ничего слышать о прошлом, оно умерло для меня в тот день, когда ко мне в контору вошла Катя, и я благодарен судьбе за этот дар. Я даже, как ни кощунственно это прозвучит, благодарен тому, кто сделал мне такой подарок, убив Пронина.

— Ооо, Николай Алексеич! — рассмеялся Мишка. — Вы бы не разбрасывались подобными словами, а то ненароком услышит кто посторонний и решит, что это Вы отправили Сергея кормить рыб.

— Миша, оставь свой глупый смех, не до него мне сейчас! — взревел я и со всей силы ударил кулаком по спинке кровати.

— Молчу, молчу, — Мишка спрятал голову в плечи и прижал указательный палец к губам. — Отдыхайте, Николай Алексеич, — и он исчез за дверью.

Следующие несколько дней Катя приходила ко мне каждый вечер, меняла повязки и читала вслух, и я постепенно шел на поправку — отек спадал, боль все реже давала о себе знать, и к концу недели мы с Мишкой встретились уже в конторе, и я с интересом выслушал его отчет о слежке за домом Ипполита. Последний жил крайне уединенно, к нему никто не приходил, но только сам он частенько пропадал и даже не являлся домой ночевать. За прошедшую неделю он несколько раз был у Кати, каждый день посещал кабак, и мы бы, наверное, сняли с него подозрения, если бы накануне наши мальчишки не заметили его в обществе капитана Захарова, к которому Ипполит пришел среди бела дня прямо домой и вышел только через два часа. Я принял решение продолжить слежку в течение еще дней десяти.

За это время сам капитан Захаров дважды был замечен входящим в убогую квартиру Ипполита, и мы поняли, что настал час действовать. Пацанятам, следившим за домом, было поручено сразу же поставить нас в известность о том, когда Ипполит и капитан встретятся вновь, и уже через несколько дней мы с Мишкой стояли на пороге заветной квартиры и стучали в дверь, не подавая виду, что нам известно о визите Захарова. Ипполит открыл не сразу и сперва решительно отказался впускать нас, сказавшись больным, однако, мой безбашенный Мишка ударом ноги распахнул дверь и с деланной учтивостью предложил мне войти, а сам ворвался следом, отпихивая пытавшегося помешать нам хозяина.

— Господин Пронин, — язвительно заметил мой напарник, — у Вас есть что скрывать от частного сыска? Ну полно Вам, мы будем справедливы, беспристрастны и неподкупны, в отличие от исправников. Эх, как не вовремя упразднили Третье отделение! — и Мишка картинно закатил глаза и заохал, прикладывая ладонь к сердцу.

На Ипполита его