Любовник №1, или Путешествие во Францию - Бенуа Дютертр

Следующий день прошел у бассейна. Перед моим отъездом в Гавр кузены заверили меня, что я «всегда их желанный гость». Моя комната ждет меня, и мы вместе будем делать великие дела. Через несколько часов я, в приподнятом от шампанского настроении, шел по кварталу Сен-Лазар и думал, что мне надо как можно быстрее примкнуть к этому артистическому борделю. А пока что мне предстояло сесть на поезд и продолжить кататься на велосипеде по пристани, мечтать на берегу моря о Нью-Йорке, курить сигареты в бистро и говорить о любви и об анархизме.

Если вам не нравится, ступайте в другой вагон

В вестибюле гаврского вокзала Дэвид посмотрел расписание поездов на Париж: ближайший поезд отходил через пятнадцать минут. Он хотел купить билет, но все кассы были закрыты, кроме одной, у которой стояла длинная очередь. Дэвид стал в очередь. Все пассажиры индифферентно просили билет «Гавр — Париж». Каждый раз кассир подолгу смотрел в свой компьютер, предлагал различные тарифы, вносил данные, подтверждал информацию и ждал, когда система разблокируется и принтер выдаст билет… За две минуты до отхода поезда американец получил наконец билет и бросился на перрон.

Он оценил быстроту поезда по сравнению с американскими пригородными электричками. Комфортабельный вагон мчался по нормандской равнине. Дородные коричневые коровы с белыми пятнами паслись под яблонями; цветущие луга в излучинах Сены полностью соответствовали его представлению о французском пейзаже. Но от городов, через которые проезжал поезд, веяло какой-то банальностью. Они всегда начинались с группы одинаковых домов, разделенных асфальтированными дорогами. За ними следовали коммерческие зоны, окруженные паркингами с различного рода надписями (Дэвид заметил марки «Информатике», «Мёбленкит», «Жимнастик»). Наконец поезд замедлял ход перед вокзалом, расположенным в историческом центре старого города, уцелевшего среди агломерации. После каждого населенного пункта и его окраин тянулись деревни. Затем за окном замелькали поля, обсаженные тополями, красивый замок, участок автобана.

Дэвид дремал, когда в вагоне раздался металлический звонок. Он вздрогнул, узнав мелодию «Гимна радости». Мужской голос закричал:

— Алло? Да, это я! Я плохо тебя слышу, я еду в поезде…

Высунув голову из-за сиденья, молодой человек заметил сорокалетнего бугая в галстуке в цветочек, прижимавшего к своей огромной башке миниатюрный мобильник:

— Да, все в порядке, поезд приходит в пять, по расписанию. Я буду дома в семь, как обещал…

Пассажиры слегка оторопели от этого властного голоса, который изливал душу. Дэвид неприязненно посмотрел на мужчину. Тот, не реагируя, продолжал:

— Сейчас мы подъезжаем к Манту. Показались трубы теплоцентрали, поезд идет без опоздания… А как у тебя дела?

Пассажиры ждали, когда он закончит, чтобы погрузиться в чтение. Проявив инициативу, Дэвид повысил голос, добавив с легким акцентом:

— Вы забыли сказать, что контролер уже прошел и проверил ваш билет!

Бугай в замешательстве замолчал. С минуту он взвешивал, всерьез ли говорил Дэвид. Затем, поняв, что тот насмехался над ним, подумав, воскликнул:

— Если вам не нравится, ступайте в другой вагон! Американец задумался, есть ли специальные вагоны. Но пассажиры, похоже, были на его стороне. Кипя от ярости, мужчина повернул бычью шею, задыхаясь в своем цветастом галстуке. Потрясая мобильником, он бросил Дэвиду:

— Я работаю, уважаемый!

И словно желая подтвердить свои слова, он продолжил свой разговор, крича в трубку:

— Я вышел из офиса, как обычно, в шесть часов…

Затихнув в кресле, Дэвид старался обращать на этот разговор не больше внимания, чем на привычную современную французскую музыку, и смотреть в окно. Поезд подходил к Парижу. Он несколько раз пересек реку. С волнением Дэвид увидел вдали Монмартр, затем они нырнули в широкую яму, в которой сходились все рельсы. Прильнув к окну, путешественник наконец заметил выше, над рельсами, истинно парижский пейзаж с шестиэтажными зданиями и цинковыми крышами: город импрессионистов, сохранившийся как нетронутое ядро в самом сердце мегаполиса.

Охваченный волнением, он растерянно побрел за пассажирами. Под огромным металлическим сводом, под которым ворковали голуби, шли парижане, жители пригородов, иностранцы, бомжи, бродяги… Разрезая толпу, группа военных в полевой форме, с автоматами выслеживала невидимых террористов. Увлеченный движущимся потоком, Дэвид вышел к вокзалу и остановился, чтобы перевести дух. Париж был прямо перед ним. Париж, внешний облик которого, казалось, не изменился, с серыми фасадами, с пивными ресторанчиками на первом этаже, со входами в метро, с автобусами и такси, худо-бедно передвигающимися в пробках.

Две неожиданные детали все же привлекли внимание приезжего. Во-первых, прямо перед ним у входа в вокзал Сен-Лазар стояла современная скульптура, состоявшая из растекающихся и искривившихся часов, словно бросавшая вызов точности железных дорог. Поезда каждое утро доставляли на площадь тысячи трудящихся, где это произведение искусства напоминало каждому о тщете времени. Оно неуловимо. Посмотрев кругом, Дэвид заметил также много магазинов с зеленым мигающим крестом. Один напротив, один слева, один справа. Люди входили и выходили в эти процветающие магазины. Внимательно присмотревшись, он прочитал на них надпись «Аптека».

Глава, в которой Дэвид знакомится с Марселем

В Париже у Дэвида не было намечено никаких встреч. В его путевом дневнике было написано только одно имя: Офелия.

Он мог бы пойти по туристическому маршруту, посетить музеи, выпить белого вина в Латинском квартале, но он приехал не как обычный турист.

Ведомый своей любовью к французскому духу, он мечтал открыть живое сердце этого города, отыскать в нем следы художников и поэтов. И в этом Офелия представлялась ему идеальной посредницей. С первого же их контакта через Интернет он обожествлял эту парижанку, завсегдатая центров художественной жизни.

Прежде чем где-то остановиться, Дэвид направился к телефонной будке; он открыл дверь и уже хотел опустить в телефон монету, но позвонить можно было только по специальной карточке. Он купил карточку в соседнем киоске, вернулся к кабине и набрал номер Офелии. На втором гудке включился автоответчик. Дэвид услышал несколько аккордов пианино, а затем женский голос продекламировал четверостишие, навеянное Верленом:

Здесь фрукты, цветы, листья и ветви,

И все записывающий автоответчик.

Не переполняйте его медлительной речью

И порадуйте меня приятною вестью.

Услышав голос Офелии (он видел только ее фотографию на экране компьютера), Дэвид нашел, что у нее приятный голос и хорошая дикция. И в свою очередь произнес:

— Дорогая Офелия, ваш американский слуга только что ступил на парижскую землю…

Не успел он договорить, как в трубке заскрипело, будто открылась дверь. Внезапно на голос автоответчика по эффекту Ларсена наложился живой голос. Офелия ответила: