Бисер для трех поросят - Татьяна Сахарова

— Сомневаюсь. — Он издал протяжный жалостный вздох и повесил трубку. А мне стало ясно, что проблема белой сирени автоматически ложится на мои плечи. Зная характерец подруги, без этих чертовых цветов Гришане перемирие никак не светит.

Угораздило же Стрельцова притащить Женьке на первое свидание именно сирень. Нет бы купить банальные розы или хотя бы орхидеи. Подозреваю, что великий бизнесмен просто закрутился тогда на работе и ухватил по дороге первую попавшуюся охапку цветов. И вот теперь мне придется расхлебывать его безалаберность. Хуже сирени посреди лета могут быть разве что подснежники.

Можно даже не пытаться заказывать весенние цветы у нас. Местные торговцы наверняка примут меня за полоумную. Остается — позвонить родственникам в Москву. Мужчины, конечно, заняты работой, но мама и невестка вполне смогли бы подсуетиться и раздобыть сирень. Но сначала следует позвонить Женьке насчет паспорта. Негоже ребенку все лето париться в душной квартире. А под Вологдой у родителей Гришани отличная дачка, самое место выпасать внука.

Женька немедленно откликнулась на мой звонок. Вероятно, Гришаня прав: его звонки она игнорирует сознательно.

— Как дела? — зазвенел в трубке ее жизнерадостный тенорок.

— У меня в порядке. А вот твой благоверный затосковал.

— Он тебе звонил?

— Звонил. Его раскаянию нет предела. Может, хрен с ней, с сиренью? — Я сделала вялую попытку избавиться от лишней головной боли.

— Никогда! — безапелляционно заявила подруга. — Не будет ему прощения без сирени.

— Как знаешь. Только он паспорт свой не может найти. А без паспорта ему билеты в Вологду не, продадут.

— Где ж ему паспорт-то найти… — злорадно хмыкнула Женька. — Все наши документы хранятся в правом верхнем ящике комода. Причем лежат они там с момента покупки новой мебели. Улавливаешь?

— Что? Какая такая новая мебель? — удивилась я, поскольку всю обстановку в квартире Женька: сменила довольно давно и ничего нового, насколько мне известно, не покупала.

— Вот и я о том же, — подтвердила она мою мысль. — Наши документы лежат в комоде последние четыре года. Но если рассматривать дом как ночлежку, а жену как няньку, то вовсе не обязательно забивать свою голову такими глупостями. Паспорт — это еще ничего. Вот посмотрю, как он ребенка соберет в дорогу.

— А ты бы взяла и помогла, — не удержалась я.

— Фигушки! Пусть хлебнет самостоятельности. Назвался груздем — полезай в кузовок.

Она еще немножко похихикала на тему бытовой бестолковости своего мужа, после чего мы простились, а я перезвонила Гришане и сообщила ему, где искать паспорт. По ходу дела выяснилось, что он планирует вылететь в Вологду в пятницу и вернуться в понедельник. Хорошо бы примирить их с Женькой сразу по его возвращении.

Не откладывая дела в долгий ящик, я набрала московский номер своих родных. Трубку сняла жена брата. Не вдаваясь в детали, я попросила ее любой ценой добыть к условленному сроку белую махровую сирень. Светку моя просьба несколько удивила, но, будучи человеком воспитанным, лишних вопросов она задавать не стала. Еще невестка пообещала о моей просьбе никому не рассказывать. Меньше всего мне хотелось бы нарваться на ехидные насмешки брата.

На работу я решила больше не ездить и провела остаток дня, вплоть до Женькиного полуночного возвращения, на диване перед телевизором.

* * *

Федор Митрофанович Вейнберг прислушался к легкому постукиванию двигателя и недовольно поцокал языком. Не хватало еще, чтобы эта чертова таратайка заглохла прямо посреди дороги. «Не везет тебе, Федор Митрофанович! В последнее время тебе решительно не везет».

Он мельком взглянул на свое отражение в зеркальце заднего вида. Собственное отражение заставило его поморщиться. «Да, Федька, докатился ты, мать честная! Смотреть на такую рожу тошно». Притормозив на перекрестке, еще раз глянул в зеркало, после чего Федор Митрофанович принялся мысленно проводить сам с собой воспитательную беседу:

«Скажи-ка, Феденька, почему это ты — взрослый, умный, состоявшийся мужик — едешь небритый и подпухший в чужой покоцанной «семерке», на которую у тебя даже доверенности нет? И почему у тебя, мил-человек, порваны джинсы, а руки перепачканы машинным маслом? Тебе уже стукнуло тридцать пять, и с мальчишеством давно пора завязывать. Не дай бог, встретишь в таком виде кого-нибудь из знакомых!»

Федор Митрофанович нахмурился, а небритый Федька стал нескладно оправдываться:

«А что было делать, если этот пьяный раззява на КамАЗе выдавил мой «Эксплорер» с дороги? Разве я виноват? Хорошо еще, что удалось найти в ближайшем селе тракториста и с его помощью вытянуть из кювета застрявший джип. Жаль только, двигатель у него все равно отказался заводиться.

Повезло хоть, что тракторист — рубаха-парень, отдал свою «семерку» во временное пользование, а то бы вообще пришлось тарахтеть до города на общественном транспорте. Так что, можно сказать, отделался мелким испугом».

Но Федор Митрофанович продолжал кипятиться:

«Это ты потому не увернулся от пьяного водилы КамАЗа, что в минувшие сутки вместе с директором нефтеперегонного завода Задольска парился в сауне. Водку вы пивом запивали и девок по лавкам тискали. Кабы еще какой заразы не подцепил!.. И нечего было водителя увольнять, ты теперь без него как без рук. Он аварии бы наверняка избежал, и сейчас ты был бы уже на работе».

Федьку перекосило от возмущения.

«Да куда ж было этого мудака оставлять?! Сам же застукал его на своей собственной секретутке в своем собственном «мерсе». Совсем уроды страх потеряли! Как же было не вытолкать взашей обоих?»

«Гнать надо было только девку, — занудствовал Федор Митрофанович. — Такие ноги идут оптом за весьма умеренную плату. А секретарша с нее, собственно, всегда была никакая. По сравнению с ее кофе даже стрихнин покажется божественным нектаром. А вот водитель был профи. И не зануда. Всегда умел загнуть что-нибудь эдакое… Но и место свое знал. Жалко парня».

«Вот-вот, поди пожалей голубочка, — набычился в ответ Федька, — при его молодой похотливой морде быть тебе, дорогой друг, по жизни северным оленем. Сколько угодно меняй секретуток, а рогами все равно будешь за люстру цепляться».

«Лучше рогами за люстру цепляться, чем в сауне дешевых баб трахать. Ты у них справку на ВИЧ-инфекцию проверял?»

Федька хотел было возразить что-нибудь достойное, но подходящего аргумента так и не нашел. Его собеседник, как обычно, во всем прав. С тех пор как в жизни разгильдяя Федьки Вейнберга появился Федор Митрофанович, бензиновый король края, многое изменилось. Если поначалу неопытный предприниматель Федька лишь изредка прислушивался к своему великоразумному второму «я», то со временем Федор Митрофанович почти полностью нейтрализовал взбалмошную и непрактичную часть своей натуры, лишив бедного Федьку права голоса на внутреннем совете. Зато благодаря этому господин Вейнберг — большой человек не только в собственном крае. С его мнением считаются и в Москве. Теперь ему не приходится виновато объяснять приятелям, что он не уехал на историческую родину по той причине, что эта самая историческая родина у него совсем не там, где намекают. Его фамилия имеет немецкие корни, но даже немецкой крови в нем не больше четверти от осьмушки, то есть седьмая вода на киселе. Его остальное «внутреннее содержание» представлено исключительно славянским генофондом, о чем наглядно свидетельствует имя-отчество. При получении паспорта он даже намеревался взять фамилию матери, но отец закатил такой грандиозный скандал, что ему пришлось смириться, а потом долго выносить колкости однокашников по университету. Но все это осталось в далеком прошлом. Сегодня господин Вейнберг — один из тех серых кардиналов, которые, оставаясь в тени, неспешно прописывают странички если не всероссийской истории, то уж, по крайней мере, истории края.