Нарушитель - Николай Гуданец

— Начнем, пожалуй, — сказал он. — Ни для кого не секрет, что на корабле царят разброд и дикость. Было бы наивным ожидать чего-то иного. Но далее мириться с уголовщиной мы не можем. Несколько случаев самосуда ничуть не исправили положение, скорее ухудшили его. Отвечая убийством на убийство, мы в конце концов придем ко всеобщей поножовщине, к самоистреблению…

Хольвик, ты ли это? — ехидно выкрикнули с дальнего конца стола.

Там и сям захихикали. Оператор с видеокамерой стал продвигаться вдоль кают-компании, стараясь не упускать председательствующего из виду.

— Да! Это говорю вам я! — рявкнул Хольвик, наливаясь багровой злостью, и его растопыренная ручища взметнулась над столом. — Вы видите эту руку? Она в крови по локоть! Я всю жизнь сражался с тиранией. Но над нами теперь нависла самая жуткая из тираний — это произвол толпы…

Кто-то постучал костяшками по столу.

— Может, хватит патетики? Что ты предлагаешь, конкретно? — спросил худощавый, морщинистый человек с длинными седыми кудрями. Видеокамера выхватила его крупным планом — пристальные раскосые глаза, высокомерно поджатые тонкие губы, костистая рука с массивным перстнем.

Снова Гур остановил бег видеограммы.

— Это, судя по всему, Навшан, — прокомментировал разведчик. — Магистр богословия и экономист, один из виднейших утопистов того времени. Сослан за пропаганду своих взглядов. Его труды не сохранились. Кстати, обрати внимание, сейчас покажут парней, что сидят поближе к Хольвику, стриженные под ноль. Это его боевики — Туша, Хлыст, Биток и прочая братия. Крутые мальчуганы. В рукопашной схватке каждый стоил троих.

Оператор продолжал съемку, постепенно передвигаясь в сторону Хольвика. В кадре появились сизые, булыжного вида головы боевиков, все без исключения повернутые к своему вождю, излучавшие безграничную преданность. Остальные присутствующие вразнобой загалдели.

— Точно!

— Не гони вату!

— Подрубайся к делу.

Выждав, когда иссякнут реплики, оратор повел рукой, словно собирая в кулак остатки шума.

— Мы — корабельный сход, — заявил он. — Тут, среди нас, все коренные паханы. Те, за кем идут, у кого сила. Так давайте объединимся, чтобы выжить, чтобы не перегрызть друг другу глотки. Я взываю к вам — тем, кто держит в руках судьбы обитателей корабля и их потомства. Слушайте же.

Теперь видеокамера показывала заседавших в новом ракурсе, из-за плеча Хольвика. Напряженные лица, жесткие, прощупывающие взгляды. Мало кого тронула незатейливая ораторская лесть.

— Вся беда в том, что уголовная ответственность здесь, на корабле, становится фикцией, — продолжал Хольвик. — Никого не испугаешь тюрьмой, мы и так фактически находимся в тюрьме. Публичные телесные наказания? Это гнусно. Смертная казнь? На минутку предположим, что она введена, но как быть с мелкими правонарушениями… Тише! Я говорю, тише!! Дайте мне закончить. Итак, я предлагаю принципиально новый метод наказания провинившихся. Он состоит вот в чем. Необходимо учредить суд — тише, вы! — не тот циничный и продажный, через который мы все прошли, а наш собственный суд, честный и справедливый, который одинаково охраняет каждого из нас, без исключения. И за любой проступок суд назначит меру наказания, за мелкий — год, за крупный — десять лет…

— Десять лет — чего?! — выкрикнули из дальнего угла.

— Жизни. Любому, кто провинится перед нашим корабельным братством, будет сокращен срок его жизни. Чем больше вина, тем короче жизнь.

— Да вы бредите! — взорвался Навшан. — Какой срок жизни вы намерены сокращать? Вы разве Господь Бог? И знаете, кому сколько лет отпущено?

— Каждому будет отпущено шестьдесят лет жизни, — отрезал Хольвик. — И гарантирована быстрая, безболезненная кончина. В наших условиях это самое целесообразное.

Последняя фраза почти потонула в гаме и грохоте. Изображение дрогнуло, слегка сместилось.

— Тихо! — зычно проревел Хольвик. — Дайте же мне ответить!

— Заметь, — проворчал Гур, включив стоп-кадр, — материал подвергался монтажу. Очевидно, в интересах истины.

— Поймите, другого выхода нет. Да, это предлагаю именно я, глава Провозвестников Свободы. Мы обязаны поступиться частью своих прав — ради будущих поколений, ради их жизни, свободы, процветания. Разве есть другой способ установить на корабле законный порядок, избежать перенаселения, тесноты, голода?.. Если есть, назовите его! Погодите, не перебивайте. Каждый сможет высказаться. Тише! Вы возмущаетесь потому, что не видите дальше своего носа. Сегодня вы — главари, вы не нуждаетесь в защите закона. А дальше, дальше — что? С годами придут новые вожаки, моложе и крепче, кто тогда сможет поручиться за вашу безопасность? Вы уверены, что доживете хотя бы до пятидесяти, что вам не перережут во сне глотку? Кто уверен — пусть встанет и скажет. Ну? Я жду.

Встал Навшан.

— Лично мне твой закон не нравится, — с усмешечкой сказал он. — Хотя бы потому, что мне шестьдесят два года. А я не прочь пожить еще. Обещанная тобой безболезненная кончина меня отнюдь не прельщает.

— Изволь, я отвечу. Где существует наказание, там должно быть и поощрение. Срок жизни можно и продлить — тому, кто этого заслуживает.

Присутствуюшие стали перешептываться.

— Это уже другой разбор! — одобрительно брякнул кто-то.

— Погодите радоваться! — не уступал Навшан. — Кто будет решать? Кто будет отмеривать нам жизнь? Уж не ты ли?! — он яростно ткнул пальцем в сторону Хольвика.

— Ошибаешься. Не я, не ты и даже не сход. У нас будет высший судья, свободный от ошибок и пристрастий, не поддающийся подкупу. Каждый, чей срок жизни истекает, сможет подать ему прошение с перечнем своих личных заслуг. И судья воздаст по справедливости.

— Что же это за судья?

— Бортовой компьютер системы жизнеобеспечения, — веско произнес Хольвик. — В отличие от навигационной электроники, к нему есть доступ. Компьютер никогда не ошибется, никогда ничего не забудет. Его не проймешь ни угрозами, ни посулами, он абсолютно беспристрастен. Лучшего судьи невозможно пожелать.

Среди неразборчивого ропота раздался срывающийся голос Навшана:

— Браво, Хольвик! Идея действительно великолепная. На словах. Правда, ты упустил из виду, что кто-то будет обслуживать этого электронного судью, вводить в него данные. И этот кто-то будет единовластным нашим повелителеми!

После его слов разразилась поистине буря всеобщего негодования. Судя по еле заметному скачку изображения, ее апогей впоследствии вырезали.

— Ти-хо!! — зычно проревел Хольвик.

Бритоголовые боевики привстали, готовые по первому знаку ринуться на беснующихся паханов. Наступило относительное затишье, которым воспользовался Навшан.

— Нас толкают на страшный путь! — вскричал он. — Сегодня компьютер решает, кому сколько жить. Завтра он будет решать, как жить. Послезавтра — как мыслить. Это значит сунуть голову в удавку! Стоит лишь начать, и мы не заметим, как превратимся в стадо рабов. Тупых, замороченных рабов!