Последнее падение - Дориана Кац
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если на предсезонном просмотре эта женщина была спокойной и милой леди средних лет, то сейчас она предстала перед нами в своём истинном обличье. Тогда я ещё не понимала, почему все содрогаются при упоминании её имени, однако теперь — понимаю.
Это был первый раз, когда за такой короткий период тренировки, я настолько взмокла, что можно было выжимать вещи. Ощущение, что я провела эти минуты не на льду, а в тренажёрном зале, как минимум суток пять.
Через полчаса тело уже отказывалось слушать, а ведь только вот-вот начнётся основная стадия работы.
Ирина Владимировна ещё несколько раз останавливала тренировочный процесс, напоминая какие мы бездарности, при этом выводя нескольких человек с ледовой площадки за слёзы и невыполнение её указаний. Ей были не нужны личности, которые при любой стрессовой ситуации теряли контроль. Почти у всех оставшихся спортсменов глаза были на мокром месте. Кто-то тихо всхлипывал, кто-то вытирал сопли рукавом, а кто-то настолько отчаялся, что боялся смотреть тренеру в лицо.
Предыдущий месяц мы провели под руководством Валимова и Русакова, в тишине и спокойствии. Утренняя тренировка вместе с Виктором Станиславовичем прошла как обычно, в спокойной обстановке и размеренном темпе. Никто, кроме второго тренера, не знал, чем обернётся вечерняя тренировка. То-то он так ехидно улыбался утром. Знал, что Славянская вернулась.
С горем пополам мы приступили к прыжковой разминке. Хотелось бы сказать, что этот блок мне нравился больше… Но нет, я так не скажу. Подпрыжки, связки, работа над толчком и нажимом — всё это повторялось из раза в раз, по кругу. Поэтому уже в середине моя голова начала уставать, а сама я почувствовала рвотные позывы. Всё тело тряслось от усталости и напряжения, ноги совсем отказывались повиноваться, а мозг совершенно не понимал, что происходит.
По результатам исполнения первого прыжкового элемента — Акселя в два с половиной оборота, нас разделили на две группы. На тех — кто его исполнить в состоянии, и на тех — кому ещё предстоит этому научиться.
Думаю, всем понятно, что моя попытка исполнения закончилась неудачей, а может и полным провалом. Поэтому я оказалась во второй группе. И пока мы ждали своего приговора, к нам на тренировку пожаловал Виктор Станиславович Русаков.
— Рад видеть вас в добром здравие, Ирина Владимировна. Как всегда, зверствуете? — он облокотился на бортик, закинув коньки на скамью, и подозвал Славянскую поближе. — Ты только посмотри на них. Они же сейчас наводнение тут устроят.
Она подъехала к борту, помотав головой, тем самым выражая своё негодование, и спросила:
— Чем ты с ними занимался? У тебя был целый месяц. А некоторые даже Аксель в два оборота не освоили.
— Тем, что делают с первогодками. Наращивали мышечный корсет, работали над чистотой скольжения, учили элементарные связки. Понимаю, эти месяцы ты работала с профессионалами. И знаю, что эти им и в подмётки не годятся. Но вспомни, сколько мы с теми оборванцами работали. А главное заметь, тебе каждый год что-то в них не нравится.
— Да знаю я, знаю. Просто дети с каждым годом всё хуже и хуже. А ведь здесь собраны лучшие… Как представлю, что творится в остальных регионах, аж жутко становится.
— Они ведь ещё дети. Совсем сырые. У них восемь лет впереди. Сделаем из них что-нибудь. Я вот себе уже парочку приглядел. Да и Илья тоже присматривает.
— Так. До декабря они все одиночники. Попридержите свои поползливые ручонки, — она нахмурила лоб и помассировала переносицу. — Хотя я уже сейчас понимаю, что у себя в группе оставлю человек пять, если повезёт. Остальным можете дать второй шанс. Надеюсь, они вас устроят. Но я уже вижу парочку парников, которых ты с радостью заберёшь себе. Сделаем ещё несколько экспериментальных пар, а то первые подопытные явно будут комом.
— Как обычно себе лучших оставишь, а нас заставишь мучиться. А что это протеже Совиньковой забыла в группе аутсайдеров? — удивился Русаков. — Она же вроде хорошенькая. Если ты собралась её списывать, то я её к себе заберу.
— Она может и хорошенькая, но с рёберными прыжками у неё большие проблемы. Да и для пар она не подойдёт, высоковата будет. Разве что в танцы отправить.
— Зачем же ты за неё поручилась? Я же тебе говорил, что в таких случаях надо выбирать по результатам мозговой деятельности, а не сердечно-сосудистой системы.
— Один раз себе такое позволила, а ты теперь всю жизнь будешь мне это припоминать? И вообще, если не собираешься, сегодня выполнять свои прямые обязанности тренера, то прошу покинуть тренировочную площадку. Вы отвлекаете меня от работы, Виктор Станиславович.
— Да собираюсь я работать, не гони меня, — он уселся за бортом и принялся шнуровать коньки.
— И вообще-то ты позволила себе такое дважды. Первой была Татьяна.
— Совинькова — другой случай. У неё есть талант, который можно раскрыть. Ты это и сам видишь. Да, она была абсолютно сырая, наглая и ленивая. Ядерная смесь, конечно. Но глаза у неё горели, пусть она и не показывала всем своего стремления. Мороз же другой экспонат. Она не обладает набором Татьяны. Несомненно, задатки имеются. Но в ней больше открытого желания и стремлений. Ты помнишь, что она сказала на вступительных? — она тихо рассмеялась. — Я вам ручкой с пьедестала помашу. Вот она — зараза. Дерзкая, смелая, жаждущая. У неё нет огромного таланта. Она деревянная для фигурного катания, но стремится это исправить. Таня же просто поняла, что у неё есть то, чем можно пользоваться. А Мороз создаёт всё с нуля. Если честно, она чем-то похожа на меня в юные годы. — Славянская взглянула на тренировочный процесс, закрывая лицо руками, и промолвила: — Однако если за отведённое время ничего не изменится, боюсь дорога ей только в танцы. Спортивные пары она не потянет. А для синхронного слишком маленькой будет.
— Да ладно тебе, Ир. Неужто всё так плохо? — он поднял голову, и в этот момент я оказалась на льду, сидящей на пятой точке. — Ладно, я промолчу. Напомни, как я мог
