Белое, черное, алое… - Елена Топильская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Горчаков называет эту юбку «достояние республики» и утверждает, что если вид женских ног повышает настроение, то общественный долг женщины — демонстрировать их как можно чаще. Правда, тут же он подкусывает меня тем, что у нашей помощницы прокурора Ларисы Кочетовой ноги длиннее, на что я неизменно отвечаю, что хоть у нее длиннее, а у меня красивее.
На часах было без пятнадцати три, я рассчитала, что максимум к четырем я вернусь на рабочее место и, будучи сытой и умиротворенной, принесу гораздо больше пользы обществу, чем голодная, уставшая и злая, как сейчас. И займусь сначала обдумыванием предстоящего допроса фигуранта Пруткина, а потом прикину, с чего начать по материалу на Денщикова, а если успею, то еще переделаю формулу обвинения по одному из своих старых дел — если удастся завтра попасть в тюрьму, заодно перепредъявлюсь клиенту, благо его адвокат сейчас бывает в тюрьме ежедневно.
Более того, я даже успела набрать номер телефона, указанный в заявлении Скородумова, и мне тут же ответил глуховатый, но не лишенный приятности мужской голос.
— Олег Петрович?
— Да, это я. Если я не ошибаюсь, со мной говорит Мария Сергеевна?
Если он хотел меня удивить, то своей цели он достиг на сто двадцать процентов.
— Я из прокуратуры, — на всякий случай уточнила я.
— Я понял, — отвечал мой проницательный собеседник.
Ладно, потом я разберусь, как он меня вычислил, а пока не подам и виду.
— Олег Петрович, вы могли бы подойти ко мне завтра? Желательно пораньше, я бы хотела с вами побеседовать.
— Очень удачно, что вы позвонили, — ответил он. — Я собираюсь сейчас уехать за город и вернусь только к утру. В девять тридцать я могу быть у вас.
Это подходит?
— Очень хорошо.
— До завтра.
Слегка озадаченная, я подкрасила правый глаз, а с левым все было в порядке, заглянула в канцелярию и предупредила Зою, что буду в бистро напротив.
Зоя вдогонку крикнула мне:
— Маш, до тебя дозвонились по материалу? Минут пять назад звонили, спрашивали, у кого заявление Скородумова. Я дала твой телефон…
— Да, Зоечка, все в порядке!
Таким образом, грамотно распланировав остаток своего рабочего дня и начало следующего, через полчаса я уже сидела в теплом кафе напротив Сашки, на которого с большим интересом посматривали две шикарные девицы из-за соседнего столика, вдыхала аромат жареной картошки и, улыбаясь, мысленно показывала девицам кукиш.
— Как Гошка? — спросил любимый мужчина, поглаживая мою руку на глазах у девиц.
— Что-то он сегодня вялый, спать лег днем. Не заболевает ли?
— Полечим, Машуня, уж что-что, а горчичники поставить я сумею, со своим медицинским дипломом.
— Это вызовет волну протеста.
В прошлый раз мой ребенок, узнав, что принято решение подвергнуть его такой экзекуции, намазюкал на картоне лозунг: «Скажи горчичникам нет!», прицепил картонку к швабре и маршировал по квартире со свирепым видом до тех пор, пока Сашка, хохоча, не заявил, что от смеха у него руки дрожат и он боится промахнуться горчичником.
— Тебе удобно? Не дует? — заботливо спросил Саша. — Может, пересядешь на мое место?
— Ты что, не знаешь, что женщина в злачных местах должна сидеть лицом ко входу?
— Почему? — удивился Сашка.
— Деревня! По правилам хорошего тона. Это очень легко запомнить, есть такой анекдот: двое сидят в ресторане, женщина достает пудреницу и начинает пудрить нос, а мужчина вдруг падает на пол. Официант наблюдает эту картину, видит, что мужчина не встает, подходит к столику, наклоняется к женщине и тихо говорит ей: «Мадам, ваш муж упал под стол!» Женщина, продолжая пудрить нос, отвечает: «Нет, мой муж входит в дверь».
Любезный бармен принес Александру бифштекс с цветной капустой, а мне жареную треску весьма аппетитного вида, и я, наслаждаясь моментом, отломила золотистый кусочек рыбы и поднесла вилку ко рту. Пахла треска изумительно, а попробовать ее на вкус мне не удалось. Поскольку я в соответствии с правилами хорошего тона сидела лицом к дверям, я сразу увидела начальника криминальной милиции нашего района — он влетел в бистро и принялся нервно оглядывать столики. Понятно, кого он искал.
Я положила вилку с куском рыбы на тарелку и помахала ему рукой. Он подскочил к нашему столику со словами:
— Ну, слава Богу, ты здесь. Собирайся!
Он снял с вешалки мою куртку и встал около меня, держа ее так, что мне оставалось только всунуть руки в рукава.
— А что случилось?
— Взорвали депутата Госдумы Бисягина. Давай быстрее! — он даже притопнул ногой.
— Да я и депутата такого не знаю. Может, я доем? — еще пыталась поторговаться я.
— Теперь все узнают… Какое «доем»! Там уже прокурор города и наши генералы в полном составе понаехали.
— Да и плевать, без меня все равно не начнут, — расслабленная уютной атмосферой, я выказывала полное отсутствие служебного рвения.
— Марья, если ты хочешь прокурору города объяснять, где ты была, это твое дело. А у меня еще все впереди, я хочу карьеру делать. Там уже наш поручик Голицын топчется, я сказал, что сейчас тебя привезу. Короче! — он потряс моей курткой, которую продолжал держать как гардеробщик. — Ну!
— Может, ты пока в прокуратуру зайдешь за моей дежурной папкой? А я доем…
— Вот тебе папка, я у Горчакова взял.
— Вот бы и взял Горчакова вместе с папкой, а я бы спокойно пообедала.
— Слушай, мне надоел твой гнилой базар. Вредно столько есть. Одевайся! — он снова потряс курткой.
Мне ничего не оставалось, как покорно влезть в рукава и повилять хвостом перед Сашкой: «Прости, если можешь!»
Сашка грустно кивнул и даже отставил свой бифштекс. Девицы за соседним столиком с интересом наблюдали за происходящим, не веря своему счастью.
Начальник уголовного розыска схватил меня за руку и потащил к выходу. У самых дверей он спросил:
— А это твой мужик, что ли?
Я кивнула, и он, обернувшись к Сашке, поклонился и сказал:
— Здрасьте!
В следующее мгновение он уже захлопывал за мной дверцу автомобиля. За руль он сел сам.
Повидала я на своем веку лихих водителей, каталась по необходимости с профессиональными каскадерами, желавшими произвести на меня впечатление, а также с нетрезвыми операми, что значительно страшнее.
Но эта поездка все затмила. По самой оживленной магистрали города, в самое «пиковое» время, по мокрому асфальту, через десять светофоров мы промчались, ни разу не остановившись, распугивая народ ревом сирены.