Всё как у людей - Шамиль Идиатуллин

Тягач выстрелил густой черной струей и рванул вперед, на серый автобус, стремившийся к полосе, с которой не могла уйти обреченная «гранта».

Грохот, скрежет, рык, снова грохот, нескончаемый.

Тягач ударил в корму автобуса, автобус подпрыгнул, чуть развернулся, сумел выправить курс – и тягач, мгновенно разогнавшись, ударил его снова. Разница скоростей усилила воздействие, автобус косо поволокло вправо. Тягач, кажется, чуть подпрыгнув, подмял его, автобус встал на дыбы, медленно закрутился вдоль вертикальной и тут же, быстро – горизонтальной оси и вылетел в кювет. Тягач успел боднуть его напоследок и рванул вперед.

Пыхов видел это краем глаза, хотя пытался следить изо всех сил: голова отворачивалась от вздымающихся тонн металла вместе с микроавтобусом, Василич мучительно медленно маневрировал, уходя от аварии, серый автобус, очень быстро и очень неправильно вращая вывернутым колесом, показал днище и рухнул в проплешину пустыря, вздымая фонтаны земли куда богаче тех, что вырывались из-под колес микроавтобуса пять минут назад.

Объехали, мчимся дальше.

Пыхов онемевшей рукой вытер лицо, невнимательно посмотрел на кровь и растер ее о другую ладонь, ловя взглядом «гранту». Видимо, ударился все-таки о панель либо даже о лобовое стекло, вот смазанное пятно, ни ремень не помог, ни упертые в панель ладони – не помогли, но спасли, иначе череп бы размазал, а не нос помял. Поэтому и руки онемели, отметил Пыхов и забыл об этом, озираясь.

В салоне воняло сцеплением, резиной и выхлопом тягача, но в остальном было нормально: Василич вел, нахмурившись чуть сильнее обычного, Овчаренко был цел, Юсупов бормотал сзади – точно, вызывал помощь для водителя полицейского автобуса. Перевернутый автобус остался позади, позади же надвигалась, воя сиреной, «гранта» преследования. «Гранта» с образцом уходила вперед, к мосту, который, Пыхов видел уже отсюда, был наглухо перекрыт: хвост широкой очереди остановленных на въезде машин сиял толстенным гранатовым браслетом. К браслету дурным сапфиром, или что там за камень блистает сине-черными гранями, несся тягач.

Капец, подумал Пыхов сквозь онемение, перетекшее из рук в голову, он же сейчас всех перемолотит и в жмых собьет. Убирайте перекрытие на хрен, попытался рявкнуть Пыхов, но голоса не было.

Тягач, с издевательской – особенно после того, что сейчас натворил, – пунктуальностью включив поворотник, ушел вправо, на набережную.

«Гранта», не включая поворотник, – за ним.

– Ильдар! – окликнул Пыхов, но Юсупов уже увидел сам и забормотал про необходимость перекрыть набережную у второй дамбы.

– Теперь не уйдет, – сказал Василич с некоторым удивлением.

– Если догоним, – ответил Пыхов.

Василич цыкнул зубом и наддал.

Они почти догнали «гранту», но не тягач, который умудрился то ли проскочить сужение у дамбы до того, как его блокировала пара оранжевых самосвалов, то ли просто испариться в прохладном ветерке с реки.

Набережная, к счастью, была пустой – полицейские наконец сработали четко и отсекли всех желающих спуститься к реке минимум на трех съездах пораньше.

«Гранта» двенадцать ноль семь бежала к перекрытию в гордом одиночестве. Не гордом, вернее, а удивительно безмятежном. Образец за рулем будто не видел ни оранжевых рифленых бортов, ни рассыпавшихся вокруг черных «космонавтов», принявших оружие наизготовку. «Гранта» бежала к ним по самой середке двухрядного движения, так что разметка разделяла машину осевым пунктиром, как в школьном учебнике. Разделяла, а потом сместилась правее, стала из оси касательной – и отстала от «гранты».

А «гранта», выбив звено чугунной ограды, подпрыгнула на земляном бруствере и полетела над рекой. Ввысь. По пологой дуге.

Вниз.

И с невысоким всплеском рухнула в реку в десятке метров от берега.

Дальнейшее Пыхов запомнил не очень твердо. Да и нечего было особо запоминать. Василич осторожно сбросил скорость, все, даже Юсупов, выскочили из микроавтобуса и долго всматривались в белое бурление, а потом в серость быстро успокоившейся реки. Не выскакивала на воздух черная голова, не всплывала белая спина, не было ни обломков, ни следа. Лишь местами поверхность забирала короткая рябь, как схватывается вдруг мурашками от дуновения или испуга произвольный кусок кожи на спине.

Пыхов поежился и пошел звонить, приказывать и объясняться.

Звон в ушах достиг невыносимой, кажется, высоты и оказался терпимым. Женя чуть покачалась, убедившись, что илистое холодное дно не всасывает ноги глубже, чем по щиколотки, а выпускает совсем легко, так что можно сделать шаг. И другой. И третий.

От дна поднимались черные чешуйки и нити чумазого ила. Вряд ли они достигали смутно блистающей поверхности.

Женя плотнее перехватила мешок, приставила смятую горловину к сомкнутым губам и попробовала вдохнуть. Получилось. Воздух оказался горячим и не-вкусным, к тому же вонял порохом – Женя ощутила это, когда воздух продавился через носоглотку до переносицы, – но был богат кислородом, который растворялся в крови, позволяя сердцу тюкать с исправностью хорошего механизма.

Я не механизм, зло подумала Женя и велела себе заткнуться.

Пока побуду механизмом. Пять, шесть, семь шагов на один вдох. Выдыхаю. Серебряные пузырьки побежали вверх, к поверхности, которую рвут, наверное, не самым заметным образом. Может, рыбка выдохнула или бобер пукнул. Вдыхаю.

Выдранный из руля мешок безопасности был плотным, хватка – железной, воздух мимо губ почти не проскакивал. Еще шесть, семь, восемь шагов.

Так, потихонечку, вперевалочку, механически и дойдем – не к правому берегу, так подальше от левого, от безумцев, которые гонятся за ней и пытаются раздавить, убить, схватить. И кто знает, что хуже.

Пусть никто и не узнает.

Пять, шесть, семь, выдох, вдох.

Так надо.

Все всё делали более-менее в рамках необходимого, счастливо совпадавших с рамками согласованного и законного. Овчаренко такал, Юсупов вслушивался, Василич ждал, сам Пыхов объяснялся и разруливал. С ментами, мэрией, МЧС, пожарными, вертолетчиками, водолазами, лебедочниками, составлявшими, оказывается, отдельное сословие. Сумел даже сам, не подключая Овчаренко, успокоить пару собеседников из области и одного из Москвы – к счастью, не самого сведущего и вообще такого, чье волнение не слишком делало погоду и прочие неприятности.

Погода держалась до вечера – точнее, до момента, когда установленная на КамАЗе лебедка вытянула из воды «гранту». Пыхову и остальным строго велели держаться за ограждениями: лебедочник снисходительно предложил посмотреть в его телефоне фотку пары начальников, которые ослушались, а трос лопнул и сделал из пары квартет. Овчаренко поглядел на лебедочника столь оценивающе, что Пыхов почти всерьез испугался, что босс намерен продемонстрировать постороннему пару фотографий из архива ОИКМ. Но обошлось: Овчаренко отошел, даже не сказав «так».