Единожды солгавший - Тамара Крюкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты чего не спишь?
Услышав голос Людки, Тоня оцепенела.
– Чем это так воняет? – Людка зажгла свет. – Вау, девчонки, просыпайтесь!
– Что такое?
– Что случилось?
Зевая и потягиваясь, девчонки прилежно изображали, что они только что проснулись. По сравнению с Людкой актёрского мастерства им явно недоставало. Фальшь сразу же бросалась в глаза, но Тоня была так закована в панцирь ужаса от всего происшедшего, что даже не заметила наигранности жестов и интонаций.
– Смотрите-ка, Ведьме, оказывается, памперсы нужны, – сказала Людка. – И часто это с тобой?
От парализовавшего её позора Тоня не могла произнести ни звука. Губы у неё задрожали, а по щекам потекли слёзы.
– Ай-ай-ай. Такая взрослая девочка и постель мочит, – покачала головой Людка.
Тоню душил стыд. Она плакала, глотая слёзы, безутешно и беззвучно, как она научилась плакать, чтобы не слышала мать.
– Ладно, не реви. Всякое может случиться, – неожиданно смягчилась Людка.
В момент полного отчаяния эта нежданная искорка тепла показалась Тоне щедрейшим даром. Она бросилась к Людке.
– Миленькая, прошу тебя, не говори никому. Христом Богом молю.
– Тебе что, поклясться? – спросила Людка.
– Нет. Клясться – грех, – приняв её слова всерьёз, помотала головой Тоня.
– Слушай, Ведьма, а как же ты Бога упоминаешь? Разве ведьме положено? – усмехнулась Людка, но видя, как Тоня изменилась в лице, засмеялась: – Расслабься. Шучу. Девки, пойдёмте поможем ей замыть матрас. Не в вонище же спать.
Тоня с благодарностью посмотрела на Людку. Недаром Егор говорил, что она её совсем не знает. Всё-таки Людка была удивительной девчонкой. С виду она казалась расчётливой и жестокосердной, но в самые неожиданные моменты под оболочкой чёрствости в ней проступала доброта.
13
День шёл своим чередом. В комнате тайком сох матрас. Людка ни намёком не напомнила Тоне о случившемся. Более того, она будто забыла о драке и происшествии с дневником и взяла Тоню под опеку. На завтрак они явились вместе, и пока шли к раздаточной стойке, Людка по-дружески приобняла Тоню за талию, демонстрируя всем, что блокада с опальной снята.
Тоня с щенячьей преданностью смотрела на внезапно обретённую подругу. Людка не просто умела заводить друзей, она была гением по части манипулирования людьми.
Не привыкшая к проявлениям тепла, Тоня постепенно оттаивала. Глядя на Людку, она мысленно бичевала себя за то, что думала о ней плохо. Людка была немного ветреная, немного бесшабашная, но не злая.
После обеда, проходя мимо их стола, Витёк громко обратился к Тоне:
– Слышь, Ведьма. Ты на арбуз-то не налегай. Правда, до ночи ещё далеко, – насмешливо добавил он.
Кусок арбуза выпал у Тони из ослабевших пальцев. Лицо пошло красными пятнами. Значит, Егор знал о её позоре. Она сидела, пригвождённая к стулу стыдом, и не знала, куда деваться. Теперь, когда её душа приоткрылась, удар оказался особенно болезненным.
– Витёк, отвали, – сказала Людка.
Тоня обернулась к ней. Что же она за человек? Неужели можно быть такой двуличной?
– За что? – едва слышно спросила девочка.
– А что сразу на меня? Я там была не одна. И потом ты же сама сказала, что клясться не надо, – напомнила Людка.
– А что такое? – спросил кто-то из-за соседнего столика.
– Ничего. Ну описалась ночью. Что тут такого? Все мы люди. Чего не случается, – громогласно заявила Людка.
Теперь о Тонином сраме знали все.
Провалиться сквозь землю? Не получится.
Бежать? От позора не убежишь.
Умереть? В ней уже что-то умерло. Лишь оболочка осталась дышать, сидеть, ходить, создавая видимость жизни.
Тоня встала и медленно вышла из столовой.
Она не пришла ни на ужин, ни на завтрак, ни на обед. Избегая людей, она с утра уходила в укромное место и затворницей сидела там до вечера, как больной зверёк прячется, зализывая раны. Она возвращалась в свою комнату лишь на ночь, молча раздевалась и, не произнеся ни слова, укладывалась спать.
Сначала на её голодовку никто не обратил внимания. Друзей у неё не было, и беспокоиться о ней было некому. Жизнь продолжалась: купание, кружки, игры, состязания. У всех было слишком много интересных дел, чтобы обращать внимание на чьи-то беды. Палыч тоже не спешил бить тревогу, резонно рассудив, что голод – не тётка. Проголодается, и гонор с неё сойдёт. Но когда она и на третий день не появилась в столовой, движимый долгом воспитателя, Палыч пошёл её искать.
Скрытая от чужих глаз кустом ежевики, она сидела за хозяйственными постройками, куда ребята обычно не забредали.
– Тебе не надоело прятаться? – спросил Палыч, устало опускаясь на скамейку рядом.
Девчонка молчала, как будто не слышала его слов. Вот характер.
– Послушай, Антонина, может, хватит? Что тебе не живётся, как человеку? Мне уже твои выходки вот где, – он провёл ребром ладони по шее. – Кончай голодовку и иди есть.
– Я не хочу, – тихо отказалась девочка.
– Может, я тоже не хочу ваши сопли вытирать! Ну случилось, так что? Теперь до конца смены будешь голодать? Если знаешь за собой такую слабость, то на ночь не пей.
Она сидела, понурив голову, словно воды в рот набрала.
– Последний раз спрашиваю: ты пойдёшь на завтрак или нет? – он начинал терять терпение.
– Можно я поем, когда все уйдут? – спросила Тоня.
Палыч едва сдерживался, чтобы на неё не наорать. Была бы его воля, он бы взял ремень и хорошенько её выпорол, но девчонка была упрямой как осёл. Приходилось с ней нянчиться, иначе неизвестно, что она ещё выкинет. Ему не нужны были проблемы, и он кивнул:
– Валяй.
14
Поход в горы с ночёвкой был основным событием пребывания в лагере, не считая прощального костра. В поход брали только старших ребят. Ночёвка в палатках и посиделки возле костра придавали походу некую романтическую притягательность.
Стоянка находилась в пяти часах пешей прогулки, которую с пафосом называли «восхождением». Пологая и довольно широкая дорога, исхоженная толпами туристов, мало напоминала альпинистскую тропу. Единственное, что оправдывало название «горы», была скала, возле которой делали конечную остановку и разбивали палаточный лагерь. На скале находилась местная достопримечательность – Пещера Желаний. Существовало поверье, что если оставить там записку с желанием, то оно исполнится.
Накануне похода Тоня узнала, что её в списках нет. Девочка подошла к воспитателю.
– Почему я не могу идти? Я ведь в старшей группе.
– Спальных мешков больше нет, – ответил Палыч.