Война Купола - Сергей Коротков

Большой палец опустил вниз флажок предохранителя, а левая рука оттянула назад затвор, досылая патрон. Все, что ни делается в первый раз, так трудно исполняется. Стрелять же в живых людей лейтенанту не приходилось никогда, хотя он в своих мыслях не раз прокручивал картины красочного задержания преступника, когда тот, картинно взмахивая оружием, угрожающе вскидывал ствол в его сторону, тем самым подпадая под действия статьи, разрешающей работнику полиции привести в готовность огнестрельное оружие и даже применить его. Естественно, лейтенант Иванов всегда был на высоте, и простреленная рука повисала плетью, выпустив, как представлялось, пистолет, а преступник покаянно сдавался на милость закона в лице молодого сотрудника полиции. В реальности все происходило наоборот. Страх сковал все мышцы, сопротивляясь разуму и стремлению исполнить положенный профессиональный долг. Но инстинкты плюс желание исполнить предписанные обязанности требовали свое, и Иванов, дрожа, осторожно выглянул в разбитое окно и резко отпрянул от созерцания увиденного. Мотоциклисты в форме эсэсовского патруля дружно поливали из пулеметов нижнее здание его родного отделения полиции. Выстрелы не прекращались ни на секунду, и лейтенант мысленно представил себя на месте обстреливаемых сослуживцев. Там, по логике вещей, уже не осталось никого живого. Но, тем не менее, на него никто не обращал внимания, а это радовало. Мимолетное время для обзора позволило привести свои чувства в порядок, а затем и свои эмоции.

Первые выстрелы если и были хаотичные, но зато самые прицельные. Даже в тире Иванов никогда не показывал таких результатов.

Первая пуля пришлась пулеметчику прямо в грудь. Тупорылая свинцовая калибра девять миллиметров откинула стрелка на спинку коляски мотоцикла, а пулемет уже вслепую продолжал исполнять свое предназначение, не прекращая жалить металлом вездесущее пространство. Иванов на миг зажмурился, но, выдохнув, снова продолжил стрельбу по мишеням. Вторая пуля попала автоматчику прямо в кадык, отчего тот свалился со своего сиденья без малейшего крика. Другой пулеметчик, словно очнувшись, отвлекся от первого этажа, поливаемого, как из лейки смертоносным свинцом, перенес огонь на второй этаж, не обращая внимания на безжизненный третий. Стекла трещали и щелкали теперь уже по всему периметру здания, осыпались, морально подавляя его защитников.

Иванов успел укрыться от первых пуль, когда следующая очередь заставила его упасть навзничь и инстинктивно накрыть голову руками. При этом молодой офицер умудрился не потерять табельное оружие, опустевшее наполовину. Этого замешательства в рядах противника было более чем достаточно, чтобы совершить решительный маневр. Капитан заметил паузу в действиях нападавших, и эта заминка сыграла свою роль. Он с быстротой молнии, несмотря на свой внушительный вес, ласточкой взметнулся в сторону КХО и пластом приземлился на пол среди разбитого оконного стекла. Дрожащей рукой достал связку ключей и, найдя нужный, вставил его в замочную скважину.

– Степан, пулей за мной!

Ключ от ниши лежал в условленном для всех смен дежурных месте под вторым противогазом и тотчас оказался в руке капитана. Остальное уже было делом привычных манипуляций по открытию железного ящика. Оружие личного состава, аккуратно расставленное в пирамиде, предстало во всей своей грозной красе, поблескивая вороненой сталью.

Иваныча в первую очередь интересовали патроны к ПМ, снайперская винтовка и пара автоматов Калашникова со снаряженными магазинами. Все это добро с грохотом было сброшено на пол. Дежурный даже скукожился от неприятного звука и самого неприятия такого варварского обращения с огнестрельным оружием. Но время поджимало, а неприятель, опомнившись от краткосрочной паузы, возобновил ураганный огонь по стенам и окнам райотдела. Пули, рикошетом взвизгивая, отскакивали от бетонных стен, грозя изрешетить в своем слепом безумии затаившихся в укрытии полицейских.

Нельзя было медлить, вокруг пылью от вгрызающихся в штукатурку пуль плясала безумно витающая в воздухе смерть. И промедление для должного отпора грозило гибелью каждому присутствующему здесь живому человеку.

Капитан судорожно ссыпал в первую попавшую под руку металлическую каску пээмовские патроны, аккуратно вставленные в пластмассовые колодки по 16 штук, рассчитанные на два снаряженных магазина. Затем схватил ее за ремешок и, словно шар в боулинге, с силой бросил через всю дежурку в сторону кем-то распахнутой входной двери. Попал четко, будто ранее постоянно тренировался. Каска влетела в коридор, потеряв лишь несколько патронов.

Иваныч даже не успел отследить полет запущенного им «снаряда», как уже автоматически присоединил магазин к АК и дослал патрон в патронник, выставил ствол в проем оружейки и послал короткую очередь в сторону разбитых окон.

Оказалось, не зря. В эту минуту в проеме показалась тень врага, пытающегося забросить внутрь помещения предмет, похожий на гранату. Он только-только замахнулся, как его смело наземь неприцельной очередью, отбросив в сторону вместе со смертельным зарядом.

Взрыв прогремел оглушительно, разметав остатки оконного стекла, но за пределами здания, не причинив при этом никакого вреда находящимся внутри людям.

«Уже плюс!» – отметил про себя капитан полиции. Снова возникла заминка среди всполохов огня, и дежурный поспешил воспользоваться этим моментом.

Помощник испуганно лежал на полу, не предпринимая никаких попыток движения, парализованный страхом, и постанывал от ужаса происходящего.

«Пацанюра…» – мелькнуло в мыслях офицера, но он не испытывал к подчиненному никаких чувств презрения или пренебрежения.

Капитан схватил в охапку лежащие на полу автоматы, кое-как распихал по карманам запасные магазины со снаряженными патронами и рывком метнулся в сторону выхода из дежурной части, не забывая при этом резким движением закрыть дверь в оружейку. Хорошо смазанные петли мягко сомкнулись, и замок автоматически закрылся, запирая Степана за вполне надежной дверью. При этом инструкция по защите объекта в случае внезапного нападения на райотдел была абсолютно соблюдена.

Капитан, грузно переваливаясь, пробежал под ураганным огнем противника по ставшей родной комнате дежурной части и почти достиг порога входной двери, как в плечо вонзилась стая ос, опрокидывая его навзничь. Он пробежал по инерции еще пару метров и свалился на руки старшему оперу Котельникову, опасливо пригнувшемуся в ожидании прибытия старшего товарища.

– Б-больно… – только и смог произнести Иваныч, как его взгляд безжизненно уставился в недоумевающее лицо подчиненного.

– Товарищ капитан… Владимир Иванович, ты что?

На губах капитана выступили кровавые пузырьки, и он, слегка дернувшись, замер навсегда. Пулеметные пули прошили насквозь плечо и грудь дежурного, оставив краповые следы на руках опера.

Капитан все еще сжимал охапку из трех автоматов Калашникова.

– Батя… Ты это… не умирай, – тоскливо протянул Котельников, все еще надеясь на благополучный исход.

Спустя минут пять, придя в себя и поднявшись на ноги, опер уже был другим человеком. Жестким и сильным. А еще злым.