Эволюция человека. Книга 3. Кости, гены и культура - Елена Наймарк

Что касается показателя δ18O, то у Homo регистрируется достоверное его снижение, тогда как у парантропов он практически не менялся. Скорее всего, это говорит об изменениях экологии и пищевого поведения людей. Тем более что доля 18O в дождевой воде, по-видимому, не снижалась, а росла. Об этом можно судить по увеличению δ18O в зубной эмали гиппопотамов. Еще нужно учитывать, что низкие значения δ18O в целом более характерны для хищников, чем для растительноядных. Поэтому снижение δ18O у эректусов по сравнению с хабилисами согласуется с идеей о том, что эректусы стали есть больше мяса.

По имеющимся данным можно понять, когда в окрестностях озера Туркана начала меняться растительность. В этом помог анализ изотопов углерода в палеопочвах. По-видимому, саванны с преобладанием C4-растительности распространились в этом районе гораздо раньше 2 млн лет назад. А между 2 и 1,4 млн лет назад если и происходило какое-то дополнительное расширение саванн, то очень незначительное. Вспомним данные о снижении площади лесов в Африке, приведенные выше (см. рис. 1.6): леса начали заметно сокращаться около 3 млн лет назад. Это согласуется с тем, что численность травоядных, потребителей C4-растений, по сравнению с другими группами 2,0–1,4 млн лет назад не увеличивалась. Из этого опять-таки следует, что рост доли C4-ресурсов в диете эректусов по сравнению с хабилисами не может быть пассивным следствием изменения доступной им растительности (и животных, которые ей питались). Ведь растительность почти не менялась. Менялся образ жизни людей и стратегии добычи пропитания.

Все это вместе – серьезный аргумент в пользу того, что изменения, происходившие у Homo, не были пассивным ответом на изменения среды. По-видимому, они были связаны именно с эволюцией людей – биологической или культурной (хотя противопоставлять эти два процесса у Homo вряд ли правильно: скорее всего, они были с самого начала сплетены в неразрывное целое).

Таким образом, получается, что 1,7–1,5 млн лет назад в диете представителей рода Homo – а это уже первые эректусы – произошли серьезные изменения, не связанные с изменениями окружающей растительности и ландшафтов и не наблюдавшиеся у других млекопитающих, включая приматов (парантропов и ископаемых павианов). Эректусы стали потреблять больше ресурсов саванны (C4) по сравнению с ранними Homo.

Рис. 2.1. Уточненные данные по изотопному составу углерода в зубной эмали (δ13Cena) у восточноафриканских гоминид. Чем правее расположена точка, тем выше в диете доля ресурсов саванны (C4). WM Hominini – австралопитеки из Ворансо-Милле. Отдельно (б) показаны подробные данные по людям и парантропам с указанием возраста каждого образца (по вертикальной оси). Видно, что парантропы были и оставались специализированными потребителями ресурсов саванны, а вот люди постепенно меняли свои предпочтения, приблизившись к парантропам после отметки в 1,7 млн лет назад. По рисунку из Patterson et al., 2019.

Что подразумевает рост показателя δ13Cena, или переход на ресурсы саванны? Во-первых, рост доли самих саванных растений в рационе, во-вторых, рост потребления мяса травоядных животных, питавшихся этими растениями. Первый вариант, вероятнее всего, справедлив для парантропов с их огромными челюстями и зубами, явно приспособленными для перетирания жестких стеблей, корней и клубней (хотя реальность всегда сложнее упрощенных схем; книга 1, глава 1, раздел “Парантропы”).

Что касается рода Homo, то к нему подходит скорее второй вариант. В течение рассматриваемого промежутка времени, то есть от 2 до 1,4 млн лет назад, в палеонтологической летописи восточных окрестностей озера Туркана значительно возрастает частота встречаемости костей травоядных, чьи туши разделывались гоминидами при помощи каменных орудий. Преобладают кости антилоп подсемейства бубалов (Alcelaphinae) – специализированных потребителей C4-растительности. Для этих антилоп характерны очень высокие показатели δ13Cena. Употребление в пищу большого количества их мяса могло внести вклад в наблюдаемый рост δ13Cena у людей.

Можно добавить, что к периоду 1,7–1,5 млн лет назад относятся и первые (хоть и не абсолютно надежные) свидетельства использования эректусами огня, да и мозг у них в то время рос как на дрожжах (книга 1, глава 2, раздел “Эректусы”). Челюсти и зубы при этом уменьшались, что плохо согласуется с идеей о питании саванной растительностью, но хорошо – с мясоедением.

Таким образом, мы видим, что рацион эректусов изменился, сместившись от даров леса в сторону добычи мяса саванных травоядных. Это старая идея, но теперь она получила хорошую поддержку на основе новых, независимых данных. По-видимому, настоящая пищевая революция произошла не два с лишним миллиона лет назад, когда саванны расширились, а первые Homo начали разделывать туши крупных животных олдувайскими орудиями, а позже, когда Homo erectus, вооруженные куда более эффективными ашельскими рубилами, поставили это занятие на поток.

Овладение огнем послужило важной вехой в культурной эволюции человека, и оно должно было сильно повлиять на дальнейшую биологическую эволюцию рода Homo (книга 1, глава 2, раздел “Эректусы”, подраздел “Мозг, мясо и огонь”), однако точная датировка этого события остается предметом споров. Нет никаких сомнений, что люди (в том числе неандертальцы и сапиенсы) систематически пользовались огнем в течение последних 400 тыс. лет. Практически бесспорны свидетельства использования огня обитателями ашельской стоянки Гешер-Бенот-Яаков в Израиле 790–750 тыс. лет назад (книга 1, глава 3, раздел “Жизнь вокруг очага”). Кости самих людей там не найдены, поэтому неизвестно, кто это были: эректусы или ранние “гейдельбергские люди в широком смысле”, возможно, близкие к общим предкам сапиенсов, неандертальцев и денисовцев. Есть и еще более древние свидетельства, относящиеся уже точно к эректусам. В нескольких точках Восточной и Южной Африки (Кооби-Фора, Чесованжа, Олдувайское ущелье, Сварткранс и другие) найдены обожженные куски глины и каменные орудия со следами воздействия огня возрастом до 1,5 млн лет. Достоверность этих находок оценивается экспертами по-разному. Главная проблема состоит в том, что теоретически следы огня на этих древнейших стоянках могут быть результатом естественных пожаров. Такую возможность крайне трудно полностью исключить на основании имеющихся археологических данных.