Долг самурая - Фридрих Незнанский

Меркулов взглянул на Щеткина.

— Ты тоже так думаешь?

— Нет, не думаю, — ответил Щеткин. — Мои парни по этому делу уже работают. Прижмем этого подонка. Думаю, алиби мы Сашке сможем добыть. А вот с Ирой пока сложнее.

— Н-да, — вздохнул Меркулов. — Следственный изолятор — не для ее здоровья.

По лицам мужчин пробежала тень, и они стали еще пасмурнее и суровее.

— Так что же все-таки со мной, доктор? — тихо спросила Ирина.

Она лежала на кушетке в медпункте следственного изолятора. Глаза ее были устало прикрыты. Густые волосы разметались по изголовью кушетки. Монументальная врачиха мрачно нависала над ней. В ответ на вопрос Ирины она хмыкнула и сказала:

— Что с тобой? А я откуда знаю? Я ж тебе не больница.

— Вы врач, — напомнила ей Ирина.

— «Врач», — передразнила та. — А кому от этого легче? Анализов крови я не делаю, не говоря уж об УЗИ. Могу, конечно, взять кровь у тебя и в лабораторию послать. Но ответ будет только через неделю.

Ирина открыла глаза и поморщилась от боли.

— Но я ведь чем-то больна, — проговорила она слабым голосом. — И надо узнать чем.

Врачиха встала перед кушеткой и скалой нависла над Ириной.

— Ну, знаешь, — пробасила она. — Тошнит, спину ломит, голова кружится — это ж самая распространенная симптоматика. Она и при насморке может быть. А может, всему виной нервы. Ты могла просто переволноваться.

Ирина снова закрыла глаза и болезненно усмехнулась бледными губами.

— Думаете, симулирую? — тихо спросила она. Врачиха прищурила маленькие слоновьи глазки.

— Да непохоже… Если, конечно, ты не гениальная актриса. Помню, была тут одна такая же. Все болела. По правде болела, рвало ее, температура поднималась. И вдруг — как рукой все сняло.

— Вот так вот вдруг? — удивилась Ирина. — Без всякой причины?

— Причина-то как раз была. Она следователю потом призналась. До того отрицала соучастие в убийстве, а тут — пошла, значит, на сотрудничество. Так и на поправку пошла, и срок условно дали! Видишь, какие чудеса на свете бывают?

Ирина вздохнула.

— Намекаете на то, что ее совесть мучила? Она от этого и болела?

Врачиха небрежно кивнула.

— Ну да… Ведь когда слова произносишь, которые скрываешь, легче становится. Когда с души камень падает, то и телу свободней делается. Это, скажу тебе по секрету, доказанный медициной факт.

Ирина открыла глаза и холодно посмотрела на врачиху.

— Тогда мне не станет легче, — отчеканила она. — Потому что я ничего не скрываю.

Она несколько секунд помолчала и добавила:

— Я никого не убивала. И не вступала в сговор. Так им и передайте.

«Господи, что я здесь делаю? Почему я должна оправдываться перед этой женщиной, словно она прокурор, а я — преступник? Почему я должна терпеть этот хамский тон? Почему все это случилось со мной?»

Ирина снова закрыла глаза. И вдруг ей стало мучительно, до тошноты, стыдно за себя. «Почему все это случилось со мной?» Вопрос слабака, который сгибается под ударами судьбы. А почему не с тобой? Ты ведь жена сыщика. Он постоянно находится под ударом, а значит, и ты тоже. Ведь жена и муж — одно целое. И если он находит в себе силы жить среди всего этого хаоса, среди всей это грязи, то и у тебя силы найдутся!

— Что вы сказали? — поинтересовалась врачиха, расслышав, что Ирина что-то прошептала.

— Ничего, — ответила Ирина, открывая глаза. Она поднялась и спустила с кушетки ноги. — Вы мне до смерти надоели. Если вы не верите, что я больна, отправьте меня в камеру, и дело с концом.

— Ишь, какая быстрая, — усмехнулась врачиха. — Ты что же думаешь, у нас тут гестапо? Да ты знаешь, сколько симулянтов каждую неделю проходит через этот кабинет? Здешний народец готов себе живот шилом проткнуть или игл в язык навтыкать, лишь бы «на больничке» отлежаться. Откуда я знаю, что ты не такая?

— А разве это не видно? — холодно спросила Ирина. — Вы видели сотни симулянтов и до сих пор не научились отличать больного человека от обычного притворщика? Если нет, то грош вам цена как профессионалу!

Врачиха хотела что-то сказать, но вдруг сжала руки в кулаки и прикусила губу.

— Ладно, хватит, — угрюмо произнесла она. — Здесь не место для митингов. Если ты действительно больна, я тебя прощу, но если нет, я сделаю все, чтобы твоя жизнь в изоляторе превратилась в кошмар.

— Ну вот, — сказал Лимонник и поправил пальцем очки в золотой оправе. — Взгляни на это монументальное здание, Антон! Оно называется биб-ли-о-те-ка. Признайся, только честно, ты когда-нибудь слышал это слово?

— В детстве, — улыбнулся Плетнев. — Но вижу впервые.

— В таком случае ты счастливейший из смертных!

— Это еще почему?

— У тебя впереди радость первого знакомства с сокровищницей человеческих знаний.

Лимонник засмеялся и хлопнул Антона по плечу.

— Вперед, мой милый Санчо! Нас ждут великие дела!

«А ведь я и правда не был в библиотеке тысячу лет, — подумал Плетнев, шагая вдоль книжных стеллажей. — Как будто все это: книги, тишина, портреты писателей на стенах, сосредоточенные лица читателей, склонившихся над толстыми „талмудами“, было в другой жизни и совсем не со мной».

Плетневу быстро оформили читательский билет, оформлением занималась миловидная девушка лет двадцати пяти, что сделало пребывание Плетнева в этом «храме знаний» еще приятнее и душевнее.

— Знаете, как пользоваться каталогом? — поинтересовалась девушка-библиотекарь.

— Еще бы, — улыбнулся Плетнев. — С пяти лет им пользуюсь.

Лимонник усмехнулся.

Получив читательский билет, Плетнев в сопровождении Лимонника направился в святая святых — книжный зал.

Плетнев с уважением посмотрел на книжные стеллажи, занимавшие почти все пространство помещения и уходящие вдаль.

— Сколько же все-таки книг на свете? — проговорил он.

Лимонник посмотрел на него насмешливо и поправил пальцем «профессорские» очки в позолоченной оправе.

— Да уж, — улыбнулся он. — Все пишут и пишут, и конца этому не видно. Нет бы делом заняться.

— Твоей тонкой иронией можно слону хребет перешибить, — заметил на это Плетнев. — Ты часто здесь бываешь?

— Случается, — ответил Лимонник.

— А я вот нет. — Плетнев вздохнул. — Дел столько, что нет времени читать книги. Скоро совсем отупею.

— Не отупеешь, — заверил адвокат Лимонник. — Если, конечно, в юности ты читал правильные книги. Юность, она на всю жизнь разгон дает.