Танец чайки - Андреа Камиллери

– Не будь дураком, Галло. Видишь, он нас не узнает? Должно быть, рана серьезная.

– В больницу?

– Да. Во Фьякку.

– Почему не в Монтелузу?

– Никто не должен знать, что мы его нашли. И никто не должен знать, в какой он больнице. Поехали.

Сначала он позвонил Мими, сообщил новости и велел возвращаться в Вигату. Потом позвонил синьоре Фацио. Но прежде чем набрать номер, спросил:

– Хочешь поговорить с женой?

Казалось, Фацио не слышит вопроса, он смотрел в одну точку перед собой. Комиссар сам поговорил с синьорой Фацио.

– Как он? – Синьора была немногословна.

– Ранен в голову, проблемы с памятью. Ради бога, не волнуйтесь, его жизни ничто не угрожает! Мы отвезем его в больницу, я вам позвоню.

«Вот это выдержка!» – с уважением подумал Монтальбано, завершив разговор. За всю дорогу Фацио не проронил ни слова. Даже не смотрел в окно, только уставился в затылок Галло, который гнал как сумасшедший.

Через два часа комиссар вернулся домой, в Маринеллу. Врач, осмотревший Фацио, диагностировал черепно-мозговую травму. Рана сама по себе пустяковая. Потеря памяти связана с травмой, но могла произойти в результате шока. Состояние стабильное, требуется наблюдение. Во всяком случае, жизнь Фацио вне опасности. Монтальбано, как обещал, рассказал все синьоре Фацио, и та решила немедленно приехать во Фьякку.

– Хотите, я пришлю за вами машину?

– Спасибо, не нужно.

Теперь, когда все было улажено, бессонная ночь давала о себе знать. Добравшись до дома, комиссар открыл входную дверь и сразу почувствовал, что ноги подкашиваются от усталости.

Все мускулы в теле просили об отдыхе.

Из последних сил он добрался до спальни, прямо в одежде рухнул на кровать и сразу провалился в тяжелый, глубокий сон.

Он проснулся около восьми утра – выходило, что проспал не меньше двенадцати часов. Чувствовал себя отдохнувшим и ужасно голодным. Интересно, когда он в последний раз нормально ел? Он открыл холодильник, и сердце у него сжалось. Шаром покати. Ни оливок, ни сардин, ни кусочка сыра. Почему Аделина не… Почему Аделина… Адели…

Он сразу вспомнил все.

И подумал, что, вероятно, потерял память за компанию с Фацио. Говорят, свет правды дарует спасение и согревает. Но свет правды, открывшейся Монтальбано, исходил из пустого холодильника, и это была погибель, а не спасение. Монтальбано замер, превратившись на мгновение в ледяную глыбу.

О господи, Ливия! Как он мог забыть?! Черт, черт, черт!

Он позвал ее, не смея сделать ни шагу. Голос его походил на кошачье мяуканье.

– Ливия!

Нет, бесполезно. Ее нет. С трудом оттаяв, он вернулся в спальню и огляделся по сторонам. Никаких следов пребывания Ливии, словно она и не приезжала из Боккадассе. Он прошел в столовую.

На столе лежало письмо.

Прощальное, конечно. Окончательный разрыв, ничего невозможно изменить. Как он мог? Так поступить с ней… Прежде чем прочитать эти горькие строки, нужно было привести себя в порядок, набраться сил, чтобы услышать то, что он несомненно заслуживал. Он разделся, бросил грязную одежду в корзину, принял душ, побрился, переоделся, сварил себе кофе, выпил одну за другой три чашки и позвонил в больницу, чтобы поговорить с синьорой Фацио.

– Какие новости?

– Его будут оперировать, синьор комиссар.

– Почему?

– У него гематома мозга.

– Из-за ранения?

– Доктор говорит, не исключено, что он упал и ударился головой уже после ранения.

– Когда операция?

– Точно не знаю. Сегодня утром.

– Я еду.

– Синьор комиссар, здесь прекрасный врач, он говорит, что операция несложная. Я дам вам номер моего сотового.

– Спасибо, давайте, но я все равно приеду.

Он положил трубку, взял письмо Ливии и вышел на веранду.

Почему, почему Ливия не осыпала его проклятиями, оскорблениями, ругательствами? Он и так чувствовал себя полным дерьмом, он и был дерьмом, без сомнений! А может, она издевается? Смеется над ним? Допустим, беспокойство за Фацио лишило его возможности соображать, но позвонить-то он мог! Мог. Но не позвонил. Почему он забыл про Ливию? Что за чертовщина?

«Это не чертовщина, – сказал ему внутренний голос, – просто Ливия исчезла в тот момент из твоей головы. Поэтому ты ей и не позвонил».

«Интересно, к чему ты клонишь?» – поинтересовался Монтальбано.

«Ни к чему не клоню. Просто хочу сказать, что образ Ливии в твоем сознании прорисовывается довольно смутно».

«Хорошо, но, если Ливия в данный момент прорисовывается вполне явственно, что я, по-твоему, должен сделать?»

«Немедленно ей позвонить».