От ненависти до любви... - Сюзанна Энок

– Оливер, это Дженни, – представила она компаньонку как ни в чем не бывало. – Дженни, это лорд Хейбери.

– Вы новенькая? – поинтересовался Оливер, переводя взгляд с одной женщины на другую. Обе примерно одного возраста – двадцать три или двадцать четыре года, обе держатся как подруги и говорят о «наших планах», однако с первого взгляда видно, кто из них главная. – В Вене я вас не видел.

– Достаточно сказать, что мы с Дженни очень давно знаем друг друга. Я послала за ней вскоре после того, как ты сбежал от меня.

– Знаешь, за то, что ты вынудила меня, как ты выражаешься, сбежать, могу тебя только поблагодарить. – Он старался не усмехаться слишком откровенно. – В конце концов, я вернулся в Лондон как раз вовремя, чтобы помириться с дядюшкой и унаследовать его титул и состояние. Так что, как видишь, то лето вышло весьма удачным.

– Как и для меня. В то лето скончался Фредерик. И ты исчез очень вовремя, как раз когда начал меня раздражать. – Диана подняла руку в черной шелковой перчатке. – А теперь к делу. На вечере мы пробудем часа два. Танцуй, с кем хочешь, чем больше, тем веселее. Но все вальсы – мои.

Разумеется, Оливер мог бы поспорить, но желание понять ее планы перевесило раздражение от того, что она пытается им командовать.

– И чем ты займешься, пока я буду танцевать с другими?

– Я не буду танцевать. Ни с кем. Как на балу у Хеннеси. Пусть смотрят и удивляются.

– А если кто-нибудь спросит, что меня с тобой связывает?

Диана бросила на него быстрый взгляд и отвернулась к окну.

– Мы – старые… друзья.

– Ясно. «Друзья»… Секреты, и все такое.

– Мне больше нравится слово «тайна». – Она снова взглянула на него. Удивительные изумрудные глаза ее в полумраке экипажа казались почти черными. – А о клубе ты ничего не знаешь, кроме названия и того, что откроется он в течение месяца.

– Диана, может быть, вычесть из моего займа гонорар за рекламу? Я тебе не газетчик, сочиняющий колонку светской хроники.

– Тогда не говори ничего. Так даже лучше.

Экипаж свернул за угол, и впереди по улице показались сияющие огни Дэштон-Хауса. Диана быстро взглянула на дом. Оливер заметил, как сжались ее губы. Держится и разговаривает она чертовски уверенно, но нервничает, все-таки нервничает. Еще бы! Он и сам сходил бы с ума от тревоги, если бы поставил на один карточный домик все, что имел.

– Скажи, – начал Оливер медленно, отчасти жалея, что задает этот вопрос: во‐первых, он может привести к лишним осложнениям, а во‐вторых, какое ему дело? – скажи, как бы ты действовала, будь жив Блейлок? Этого толстяка тоже попросила бы переехать в комнаты над клубом? И говорила бы многозначительным тоном, что вы с ним старые… друзья?

– И кто теперь ревнует?

– Мне просто любопытно. Ведь я заменил его в последнюю минуту.

Диана вздохнула.

– Если непременно хочешь знать, то в благодарность за то, что сдал мне клуб «Монарх», Блейлок должен был получить право появляться там, когда пожелает. И это подразумевало бы, что… да, что мы с ним любовники.

– Значит, ты готова притворяться любовницей кого угодно?

– Почему бы и нет, если это мне выгодно?

Оливер вскинул бровь.

– Почему меня не оставляет чувство, что Блейлок не подозревал о твоей готовности притворяться и считал, что ты будешь делить с ним постель на самом деле?

– Ну, рано или поздно ему пришлось бы узнать.

– Да ты совсем совесть потеряла, дорогая!

– Не тебе меня судить. И не потеряла – я от нее избавилась. От совести, как и от сердца, никакого проку. В жизни все это только мешает.

Экипаж остановился. Лакей подбежал и открыл дверцу. Оливер спустился первым и поддержал Диану под локоть, помогая ей выйти.

– Лгунья, – прошептал он.

– А ты трус. – Она расправила платье. – И предложи мне руку как следует.

– Да, миледи. – Слово «трус» его задело, но Оливер сказал себе, что это заслужил.

– И учти, если сорвешь мои планы, я тебя уничтожу!

Оливер не зря много лет учился распознавать мысли и намерения партнеров за карточным столом. Ему было ясно как день: Диана говорит серьезно. Вот только она не понимала одного: чем серьезнее игра, тем больше наслаждение!

Угрожать человеку вроде Оливера Уоррена, живущему авантюрами и скандалами, нет особого смысла – его не так-то легко напугать. Диана прочла это в глазах Уоррона, пока он вел ее в переполненный бальный зал Дэштон-Хауса. Она пригрозила его уничтожить и пригрозила всерьез, а в ответ получила лишь рассеянный кивок.

Едва ли стоит верить, что страх заставит Оливера подчиняться. Если бы не показания Дюшампа, спрятанные в надежном тайнике, Диана бы вообще ничего от Оливера не добилась. И хотя следовало понимать, что этим кончится, Диана невольно злилась на то, что все тщательно выработанные ею приемы и навыки не действуют на него.

– Два вальса, – объявила Дженни, бесшумно появляясь рядом с Дианой. – Первый – сразу после этой кадрили, второй – после закусок.

Проклятье! Слишком быстро. Диана предпочла бы понаблюдать за гостями и разработать тактику, прежде чем кружиться в танце с дьяволом. Диана глубоко вздохнула, напомнив себе, что и сама не ангел. В конце концов, два года назад Оливер сбежал от нее за море, хотя ничего дурного она ему не сделала. И значит, сможет протанцевать с ним четыре минуты и не опустится до физического насилия!

– Так вот чем она занимается? – проговорил Оливер, когда Дженни снова скользнула в толпу. – Шныряет там и сям и шпионит для тебя?

– Да, когда я прошу. И у нее очень хорошо это получается. Так что следи за собой.

– Предпочитаю следить за тобой, дорогая. Любопытно, когда же ты поймешь, что угрожать мне через каждое слово – пустая трата времени?

– Прости, привычка. При прошлом нашем кратком знакомстве ты слишком меня… разочаровал.

«Разочаровал»? Бог знает, подходит ли это слово к его бегству из Вены. Об этом она подумает потом. Сейчас важно другое. Важно, чтобы Оливер понял: она больше не та плаксивая размазня, какой была два года назад. Теперь она для него неуязвима, так же как и он для нее.

– Хейбери! А я-то гадал, появишься ли ты сегодня?

Диана ощутила, как Оливер рядом с ней напрягся – и тут же снова расслабился.

– Мандерли, – проговорил он. – Ты знаком с леди Камерон?

Высокий молодой человек с копной светлых волос, падающих на один глаз, склонился перед ней в поклоне. Недурен собой, вот только ему не помешало бы сходить к цирюльнику!

– Нет, не имел удовольствия, – ответил он. – Представь меня.