Путешествие хирурга по телу человека - Гэвин Фрэнсис

«То есть, чтобы сделать мой паралич менее заметным, вторую половину лица тоже обездвижат?» – спросила Эмили.

Я не был уверен в том, что паралич Эмили можно вылечить: сложно заставить поврежденный нерв снова нормально функционировать. Но, если говорить о приведении внешности в порядок, врачи часто используют Ботокс для частичного обездвиживания здоровой половины лица.

«Да, – ответил я. – Хоть это и звучит странно, но поможет сделать лицо более симметричным».

Белл мечтал стать известным хирургом (его техника анатомирования нервной системы не имела себе равных), но больше всего его занимало качество его художественных работ. Задолго до Ватерлоо, делая зарисовки для «Системы вскрытий» (System of Dissections), он начал длительное исследование мимики человеческого лица. Оно походило на то, что проводил Леонардо да Винчи тремя веками ранее. Труды Белла были позднее опубликованы под названием «Сочинения по анатомии мимики в живописи» (Essays on the Anatomy of the Expression in Painting) [9]. Он работал над этой книгой и редактировал ее всю жизнь: в нее входили новые эссе по мере того, как Белл набирался опыта как хирург и как художник. Последнее издание было дополнено его размышлениями о продолжительном отпуске в Италии, где он в особенности восхищался портретами, созданными рукой Леонардо. В отличие от Белла, да Винчи приходилось скитаться по улицам в поисках необычных или обезображенных лиц. Беллу же достаточно было просто сидеть в своей клинике и ждать, когда такие лица придут к нему сами.

Через тридцать лет после смерти Чарльза Белла другой бывший студент медицинского университета, Чарльз Дарвин, так вдохновился работой Белла, что решил продолжить там, где тот остановился. В книге «Выражение эмоций у животных и человека» Дарвин писал: «Про него [Белла] с полным правом можно сказать, что он не только заложил фундамент этого предмета как отрасли науки, но и воздвиг на нем стройное здание[38]» [10]. Дарвин внимательно наблюдал как за культурным, так и за природным миром и, в отличие от Белла, не испытывал такой страсти к западному искусству, особенно когда речь шла о выражении эмоций. «Я надеялся, что мне окажут существенную помощь великие мастера живописи и скульптуры – эти удивительно тонкие наблюдатели, – писал Дарвин во введении. – В связи с этим я пересмотрел фотографические снимки и гравюры многих хорошо известных произведений искусства, но, за небольшим исключением, не извлек из этого никакой пользы. Причина, без сомнения, заключается в том, что в произведениях искусства самое главное – красота; между тем всякое сильное сокращение лицевых мышц разрушает красоту». Он обнаружил парадокс: лицевые мышцы нужны человеку, чтобы выражать эмоции, но на протяжении всей истории человечества прекрасными считались симметричные и неэмоциональные лица.

Одним из немногих художников, высоко оцененных Дарвином, был Леонардо. Этому способствовало мнение да Винчи о том, что человеческое лицо красиво не только в спокойствии, но и в момент бурного выражения эмоций. В «Выражении эмоций» Дарвин отводит целый абзац описанию жестов, изображенных на «Тайной вечере», уделяя особое внимание апостолу Андрею. Одна из величайших максим да Винчи заключается в том, что великое искусство всегда подразумевает игру на контрастах: «Картина будет лучше, если противопоставлять уродство и красоту, старость и молодость, силу и слабость» [11]. Что бы сделал Леонардо с лицом, пораженным параличом Белла, в котором слабость и сила, уродство и красота, молодость и старость существуют бок о бок?

Медицинскую страховку предоставил Эмили ее работодатель. В клинике пластической хирургии, куда я направил свою пациентку, были дорогие ковры, кожаные диваны и журналы на столиках. На стене висела реклама клиники, стилизованная под обложку Vogue или Cosmopolitan, с заголовками «Пластика груди», «Липосакция живота».

«Кабинет врача был красивый! – с улыбкой рассказывала мне Эмили. – Он гораздо больше, чем ваш зал ожидания».

Хирург уложил Эмили на смотровой стол и протер ей уголки глаз, щеки и уголки губ ватным тампоном, смоченным спиртом. Затем наполнил шприц каким-то раствором. «Он пообещал, что я практически ничего не почувствую, и не обманул, – сказала Эмили. – Игла была крошечной». Он ввел раствор в несколько точек на правой стороне лица, стремясь обездвижить скуловую мышцу и круговую мышцу глаза, а также мышцы страха и злости, выражаясь языком Леонардо. «Мышцы будут обездвижены на срок от четырех до пяти месяцев, – сказал хирург, – а затем, если вас все устроит, вы сможете прийти снова».

– И как, вам понравился результат? – поинтересовался я.

– Посмотрите сами, – ответила Эмили, убрав волосы с левой стороны лица. Асимметрия не исчезла, но стала менее заметной. – Теперь, когда я улыбаюсь, правый угол рта не так сильно поднимается и растягивается, – сказала Эмили и попыталась широко улыбнуться. – Поэтому мое лицо выглядит более расслабленным. Я как будто помолодела.

– Вы все еще пугаете детей?

– Теперь нет, – засмеялась Эмили. – Я так счастлива, что даже вернулась на работу.

Как студент и преподаватель я внимательно изучал лица мужчин и женщин, которых мне предстояло вскрыть, пытаясь найти подсказки об их ушедшей жизни. Теперь я с таким пристальным вниманием рассматриваю не тела, а живых пациентов, приходящих ко мне в клинику. Когда я встречал людей, у которых морщинка между бровями образовалась в относительно молодом возрасте, то начинал размышлять, с чем это могло быть связано. Я пытался научиться отличать злых и недоверчивых людей от просто напуганных; тех, кто тревожился, от тех, кто испытывал настоящие муки. Встречая пациента с открытым и радостным лицом, я всегда начинал выпытывать у него секрет счастья. Я также понял, что я работаю и чувствую себя лучше, когда мое собственное лицо расслаблено, а не выражает раздражение или нетерпение.

В своей книге о выражениях лиц Дарвин писал: «Тот, кто дает волю бурным телодвижениям, усиливает свою ярость; тот, кто не сдерживает проявления страха, будет испытывать его в усиленной степени». Идея о том, что изображение злого или испуганного выражения на своем лице вызывает чувства злости и страха, зародилась в ходе исследований психики [12]. Просто сокращая «мышцу злости» или «мышцу страха», как называл их Леонардо, человек становится более злым или испуганным. Я полагаю, что обратное тоже справедливо: если не позволять этим мышцам сокращаться, можно предотвратить возникновение страха и злости.

Через несколько месяцев Эмили снова обратилась в клинику, но на этот раз с жалобой на колено. Я обратил внимание, что асимметрия ее лица снова стала более заметной: недавно Эмили приняла решение отказаться от Ботокса. Я поинтересовался причинами этого, закончив осмотр ее колена.

– Значит, вы заметили, – сказала она, сдвигая челку, чтобы показать мне лицо. На правой стороне снова были «гусиные лапки» в уголке глаза, глубокая носогубная складка и морщинки над бровью.