Зеркало смерти, или Венецианская мозаика - Марина Фьорато

Мне снится один и тот же сон: будто я плыву под водой лагуны, задыхаюсь, но не могу подняться на поверхность, потому что связана бюрократическими путами.

Сегодня, бесподобным осенним днем, она вошла в отделение полиции с железной решимостью.

Я пробыла в Венеции целый месяц и должна наконец довести дело до конца.

Этот месяц отличался странной эластичностью, характерной для значительных периодов жизни. С одной стороны, время пронеслось с бешеной скоростью. С другой — она никак не могла поверить, что всего четыре недели назад жила в «Бельмонте» на руинах погибшего замужества. С первого понедельника Нора усердно работала у печи. Она пришла туда, словно первоклашка, повязала голову шарфом и надела старые джинсы, попытавшись приспособиться к обстановке. Не получилось. Жар был таким сильным, что через полчаса она сорвала шарф и стала работать в джинсах, жилетке и босиком под предсказуемые комментарии стеклодувов.

Первый день у печи был изнурительным и волнующим. Большинство мужчин отнеслись к ней с настороженным дружелюбием, и Нора заподозрила, что их проинструктировал Аделино. Два стеклодува помоложе, красивые ребята, старались помочь и одобрительно посматривали на ее успехи. В первый день она ушла с работы вместе с остальными и поздравила себя с тем, что не наделала больших ошибок. Молодые стеклодувы пригласили ее в бар вместе с другими рабочими. Аделино с ними не было. Полагая, что в большой компании она в безопасности, Нора благодарно согласилась и пошла в залитый огнями бар на набережную Манин. Мастера, судя по всему, были там постоянными посетителями, потому что десять бутылок пива уже ждали их на барной стойке. Нора забралась на высокий стул, рыцарски придвинутый ей Роберто, и закрутила головой: болела шея. Мужчины засмеялись, кто-то предложил сделать ей массаж, она тоже рассмеялась.

Нужно привыкнуть к их грубоватым шуткам; они не должны меня шокировать. Это мир мужчин. Он всегда был таким, и я должна вписаться в него. Не следует изображать из себя принцессу.

Нора приложила к еще разгоряченному после жарких поцелуев печи лбу холодную бутылку «Перони», и ей стало легче от потекшего по щеке конденсата. Она сделала большой глоток, зубы стукнулись о стекло, и она подумала о долгой истории стеклодувного дела. В руке она держала эквивалент труда Коррадино и его коллег, но пущенный в массовое производство, бездушный и утилитарный. Телевизор над стойкой, крутивший MTV, отрывал от размышлений. Роберто поманил Нору. Они с Лукой успели занять в углу столик. Нора села, улыбнулась и стала отвечать на расспросы о Лондоне, футбольной команде «Челси» и Роберте Уильямсе[36]— именно в таком порядке. В свою очередь, она выяснила, что оба молодых человека — сыновья стеклодувов.

— У Роберто, — сказал Лука, — самая долгая стеклодувная история, хотя он моложе всех нас.

— При этом я самый талантливый. — Хвастливое заявление смягчила белозубая улыбка.

— Как ни противно, так оно и есть, — подтвердил Лука. — Старик Аделино постоянно его нахваливает.

— Он говорит, я унаследовал дух семьи, — скромно пояснил Роберто.

— Да. — Лука зажал нос. — Понимаю, что он имеет в виду. От тебя несет.

Роберто дал Луке затрещину, и оба расхохотались. Нора поерзала на стуле. Она вдруг почувствовала себя очень старой. Эти мальчики очаровательны, но немного… незрелы? Она сменила тему и спросила Роберто о том, что было ей интересно:

— Ваша семья всегда занималась этим ремеслом?

— Всегда. С семнадцатого века. Мой предок, Джакомо дель Пьеро, был родоначальником нашей профессии.

XVII век! Коррадино жил в то же время! Могли ли эти двое знать друг друга?

— Вероятно, — сказала Нора небрежно, изо всех сил сдерживая волнение, — тогда были и другие стекловарни?

— Нет, — возразил Лука, который казался умнее своего коллеги, — в те дни на Мурано существовала единственная стекольная фабрика. Венеция была еще Республикой и сохраняла монополию на стекло. Все стеклодувы Венеции жили и умирали здесь, после того как в тысяча двести девяносто первом году завод переехал на остров. Рабочим угрожали смертью, если они пытались уехать. Если кто-то сбегал, их близких заключали в тюрьму или убивали, чтобы заставить беглецов вернуться. — Лука сделал эффектную паузу и отхлебнул пива. — После того как городу-государству пришел конец, появилось много других фабрик, более трехсот производств. Монополия Мурано была утрачена, хорошее стекло выучились делать и в других странах. В тысяча восемьсот пятом году гильдия стеклодувов прекратила существование, и мастера разъехались по всей Европе.

— Сейчас у стеклодувов трудные времена, — сказал Роберто. — При Джакомо здесь выпускали все: от обычных бутылок, — он махнул своим «Перони», подтверждая мысли Норы, — до самых изысканных зеркал. Простую стеклянную тару теперь изготавливают на огромных бутылочных заводах в Германии, «Дулюкс» — во Франции, «Палакс» — в Турции. Вся наша жизнь сейчас — рынок, или «искусство», если вам так больше нравится. Единственные покупатели — туристы, и наша стекловарня составляет маленькую часть рынка. Соревнование идет нешуточное. Вам повезло, что вас взяли, — добавил он, задумчиво глядя на Нору.

Нора опустила глаза и хлебнула пива. Она чувствовала себя неловко, почти униженно.

— Можно сказать, Джакомо был тогда лучшим, — заключил Роберто. — Он основал первую фабрику.

Она заметила, что Роберто говорит о далекой истории, словно это было вчера.

— Вы рассказываете так, будто хорошо его знали. — Нора подумала, что это совпадает с ее собственными ощущениями.

— Все венецианцы одинаковы, — улыбнулся Роберто. — Нас окружает прошлое. Нам кажется, что все случилось только что.

Он чувствовал связь с предком, как и она, и это все решило: она поделится своей историей.

— Это действительно странно, потому что и мой предок работал здесь примерно в то же время. Должно быть, он знал Джакомо. Его звали Коррадо Манин, Коррадино. Вы о нем слыхали?

Лицо Роберто помертвело. Они с Лукой переглянулись.

— Нет, — сказал он отрывисто. — Прошу прощения. Еще «Перони»?

Он поднялся и пошел к бару, не дожидаясь ответа.

Нора сидела оглушенная, лицо горело, точно от пощечины. В чем дело? Она повернулась к Луке. Тот обворожительно улыбнулся.

— Не обижайтесь на Роберто. Он трепетно относится к своему предку. Думает, что тот родоначальник стекловарни. Роберто все время пытается заставить Аделино поднять престиж фабрики и продавать стекло с именем дель Пьеро. Возможно, он подумал, что вы хотите этому помешать.

— Но… Я и не думала…

— Да ладно. Не берите в голову. Вот он идет.

Роберто вернулся с тремя «Перони». Нора постаралась быть с ним особенно любезной, расспрашивала о стеклодувном искусстве, хотя так и не поняла, где допустила ошибку. Роберто успокоился и, казалось, смягчился, хотя что-то на его душе еще оставалось. Время шло, и он напился. Стало поздно, и Нора забеспокоилась: ей пора было в Венецию. Внезапно она поняла, что Лука ушел в туалет минут двадцать назад и до сих пор не вернулся. Она огляделась по сторонам. Его не было. Более того, все мастера разошлись. Остальных посетителей она не знала.