Капризная вдова - Валери Кинг

– Вы слишком наблюдательны, мисс Бетси! – воскликнул он, оглядываясь на девочку. Та стояла у дверей конюшни и, неодобрительно качая головой, смотрела на нежданных гостей.

Немного поколебавшись, Генриетта все-таки подала ему руку, которую он тут же крепко схватил и дернул, едва молодая женщина собралась сойти вниз, так что она потеряла равновесие и оказалась прямехонько в его объятиях.

– Как вы смеете так себя вести?! – обиженно воскликнула она, поняв, что он подстроил это нарочно. – Да еще на глазах у Бетси! Сейчас же отпустите меня!

– Я всего лишь поддержал вас, иначе бы вы упали! – ответил он с самым невинным видом, но все же разжал руки, и она, оттолкнув их, принялась одергивать юбку.

– Вы дернули Генри за руку, я видела! – вскричала потрясенная Бетси. – Вы сделали так, чтобы она упала к вам на руки! Зачем вам это понадобилось?

– Признаю, виноват, – подмигнул ей Брэндиш, – но Генри так мило вспыхивает, когда я поддразниваю ее таким образом, что я не могу удержаться! Я просто вынужден подстраивать ей маленькие каверзы!

– Понимаю, это называется флирт, – ответила девочка, – то есть чепуха, которая мне совершенно неинтересна! Но я советую вам не делать этого на глазах у мамы. Пойдемте в конюшню, вы ведь приехали посмотреть на жеребенка, правда? А как вы узнали?

– Я ничего не знал до тех пор, пока не приехал в Раскидистые Дубы минут пятнадцать назад. Вы сами пригласили меня заезжать, помните? Вот я и решил нанести вам визит без предупреждения – попрощаться, потому что утром уезжаю в Лондон и не смогу повидать вас завтра. Надеюсь, вы не против?

– Нет, конечно, – великодушно согласилась Бетси. – К тому же теперь вы сможете увидеть жеребенка, это гораздо интереснее, чем обмениваться любезностями со мной и моими сестрами.

Брэндиш с готовностью согласился.

– Представляете, мистер Брэндиш, малыш только сегодня появился на свет! И вы будете вторым человеком, который его увидит! Правда, здорово?

– А кто же удостоился чести первым лицезреть это чудо? – спросил Брэндиш с кротостью обреченного на заклание ягненка.

– Помощник конюха, разумеется!

Брэндиш расхохотался, чем страшно удивил Бетси, – бедняжка не понимала, отчего он так развеселился.

Слышавшая их разговор Генриетта не могла не улыбнуться наивности младшей сестры, совершенно не придававшей значения высокому положению Брэндиша в обществе. И, похоже, его не обидело такое, на первый взгляд, пренебрежительное отношение девочки, которая поставила его в один ряд с ничтожным слугой, чистившим конюшни.

Это открытие поразило Генриетту. Судя по всему, Брэндиша можно было подозревать в каких угодно грехах, только не в чванстве, иначе простодушный комплимент Бетси вывел бы его из себя, тогда как молодой человек, напротив, не только не обиделся, но даже рассмеялся, оценив комизм ситуации.

Генриетта постояла несколько мгновений у коляски, собираясь с мыслями. Конечно, простота Брэндиша, отсутствие спеси – весьма достойные качества, но другие черты его характера не могли не вызывать у нее тревоги. Застигнутый при попытке поцеловать ее, он нимало не смутился, и это было очень странно. Генриетта решила, что, несмотря на уже приобретенный ею некоторый жизненный опыт, она совершенно не понимает Брэндиша. Во всем, что касалось сердечных дел, его поведение казалось ей верхом легкомыслия и непоследовательности: то он ее целовал, то запросто объявлял, что хотел ее только подразнить. Впрочем, чего еще можно ожидать от такого ветреника, как он? – вдруг кольнула Генриетту неприятная мысль. Он ведь не давал лживых любовных клятв, а честно признался, что просто любит целоваться. За что же его винить? Она сама виновата, что позволила ему так вольно себя вести.

Придя к столь неутешительному выводу, Генриетта направилась к дверям конюшни и, подобрав юбки, уже собралась войти, как ее с лаем догнал Винсент, тоже намеревавшийся заглянуть внутрь. Почуяв запах собаки, лошади забеспокоились, начали всхрапывать и бить копытами землю.

– Опять этот проклятый пес! – воскликнул помощник конюха. – А ну-ка, Винсент, убирайся вон, пока не натворил тут дел!

Генриетта прикрикнула на собаку, велев ей оставаться снаружи, а сама, осторожно ступая по крытому соломой полу, подошла к дощатому загону, возле которого, заглядывая в щель, стояла Бетси.

– Посмотри, Генри, какой он хорошенький! – восторженно сияя глазами, затараторила девочка. – Я назову его Гром, потому что он родился в грозу, и еще – я сама научу его ходить под седлом и стану первым в его жизни седоком!

Внезапно она побледнела, замолчала и отодвинулась от загона. «Что с ней?» – испугалась Генриетта.

Лицо Бетси исказилось отчаянием, словно ей в голову пришла какая-то ужасная мысль, дотоле никогда не тревожившая ее детского воображения. Девочка с болью взглянула на сестру.

– Я вспомнила, – проговорила она негромко, и по ее щекам полились слезы. – Гром ведь теперь не наш. И он, и его мать принадлежат мистеру Хантспилу… О, Генри, если бы ты знала, как я не хочу покидать Раскидистые Дубы! Я так люблю наш дом!

Она бросилась Генриетте на грудь и разрыдалась, несмотря на отчаянные попытки сдержаться.

– Милая Бетси, – печально сказала Генриетта, обнимая ее, – мне тоже очень жаль, что придется отсюда уехать, но что делать? Скоро мы найдем себе новый дом, и кто знает, может быть, нам удастся упросить мистера Хантспила отдать тебе жеребенка, если ты к тому времени не передумаешь.

Она погладила девочку по голове и поцеловала в лоб.

Когда Бетси немного успокоилась, Генриетта тихо сказала:

– Милочка, ты не забыла о своем госте, который хочет попрощаться с тобой перед отъездом? – надеясь на понимание и сочувствие, она посмотрела на Брэндиша и опешила, наткнувшись на дерзкий, страстный взгляд его пронзительно-голубых глаз.

Тяжело вздохнув, Бетси высвободилась из объятий сестры и подошла к молодому человеку. Стараясь сохранять учтивый тон, она объяснила ему, что к середине лета они покинут Раскидистые Дубы и неизвестно еще, где поселятся. Потом Бетси пожала ему руку, поблагодарила за визит и, присев в реверансе, попрощалась. После этого она вышла к вскочившему при ее появлении Винсенту и, обняв его со словами «Хотя бы ты у меня остался!», побежала к дому.

Генриетта проводила сестру полными слез глазами, потом обернулась к виновнику ее горя – прелестному вороному жеребенку, мирно спавшему на мягкой подстилке из душистого сена. Глядя на него, Генриетта с новой силой почувствовала горечь предстоящей разлуки с милым домом, любимыми с детства вещами и воспоминаниями, которые они навевали. Здесь, в Раскидистых Дубах, она и ее сестры появились на свет, здесь в любви и спокойствии проводили свои дни… При мысли, что летом с этой жизнью будет покончено, у Генриетты перехватило горло.

Только вернувшись с Брэндишем к коляске, она сообразила, что в конюшне он не произнес ни слова. «Наверное, чувствует себя неловко», – решила она и сказала: